– Короче. Вот тебе листок, подробно всё пиши. Очень подробно. Кто, откуда, чего утром в гостиницу ломился и какую свинью резал. Понял? Чего забудешь – потом запросто под топор пойдёшь.
– Понял, понял начальник.
Мужичок принялся бешено строчить, и было понятно, что он сейчас признается во всех грехах вплоть до сворованной в детстве конфеты. Настолько испугался, когда на него чуть не повесили нападение на полицейского.
Едва задержанного увели, а Гийом успел оформить показания, как пришёл Жан-Пьер. Его тоже направили к Гийому как к единственному пока офицеру на рабочем месте. Выглядел хирург измотанным, поэтому Гийом сначала заставил его выпить кофе и съесть пару булочек с сыром, а лишь когда щёки у врача немного порозовели, спросил:
– Как… Костье?
– Шансы у него неплохие. Напарник очень вовремя его перевязал, и вообще молодец. Успел вызвать меня. Хорошо получилось операцию прямо на месте сделать, добрые люди попались, комнату нашли. А так не довезли бы, – и со злостью добавил. – Знал, сволочь, куда бить – и насмерть бил. Пройди последний удар на два пальца ниже…
– Нож? Кастет? – не удержался Гийом, хотя понятно: сейчас Жан-Пьер сам расскажет.
– Не знаю. Я тут написал характер ран и примерно описание оружия. Не знаю. Никогда с таким не встречался. Но вам виднее.
– Спасибо.
– Я отосплюсь немного, подробно всё напишу. А сейчас пока вот, берите. Чего успел.
– Ещё раз спасибо.
Гийом забрал пару листочков. Несмотря на усталость, спешку и волнение, Жан-Пьер оставался верен привычкам. Почерк ровный, выводы чёткие и с пометками «уверен» и «предположительно».
Едва проводили Жан-Пьера, причём Гийом настоял, чтобы сопровождал полицейский – не столько для охраны, сколько помочь может быть и дома, очень уж тяжело врачу далась операция, как дежурный сообщил: доставили Милен Бенош. Она более-менее пришла в себя и в состоянии дать показания. Обычно первую беседу проводят оперативники, но поскольку с утра всем занимался Гийом, то и сейчас дежурный потерпевшую отправил к нему. Когда Гийом занял своё место в комнате для общения со свидетелями и просителями, там уже ждала дама средних лет с пышными формами и начавшая седеть, но старавшаяся это скрыть. Просто сегодня, видимо из-за нервов и потому что рано подняли из постели, утром она не успела подкрасить корни волос.
– Здравствуйте. Я младший следователь Лефевр и буду вести дело о нападении на вас, – только сказав по привычке стандартную формулу. Гийом мысленно чертыхнулся. Кто будет вести дело ещё непонятно.
– Здравствуйте.
– Назовите, пожалуйста, имя, место проживания и с кем живёте. Давайте по порядку. Не переживайте, это обычная процедура.
– А чего скрывать? Милен Бенош, вдова. Живу на Песчаной улице, дом девяносто. Со мной старший сын, Жиль, его невеста Лора. Да вы не думайте, она очень хорошая девушка. Родители у неё от лихорадки умерли в том году, вот мы ей и предложили – пока траур, пусть к нам сразу переезжает. А в начале весны, как траур кончится, мы уже и дату свадьбы сообразили. Ну и младшие мои, Дафна и Орель, им восемь, двойняшки они. Ну… вроде всё.
– Хорошо. Откуда и куда вы шли?
– Ну как бы из лавки я шла. Поздно лавку закрыла, много народу было. Последнее время, как у Бруно, то есть месье Фуко, мыши склад погрызли, так все к нам пока ходят. Лавку закрыла, к дому пошла, вдруг он, в руке железо, нож страшный такой, да… Говорит: «Убью…»
– Кто он?
– Мужчина, да… всё из карманов отдала… А он и говорит: «Деньги давай! Которые с собой несёшь».
Гийом подобрался, ибо слова мадам Бенош резко меняли картину происшествия. Если бы она была случайной прохожей, то требование преступника: «Деньги давай…» – не имело бы значения. На женщину напали ближе к дому, а не сразу как она вышла из своего магазина. Преступник знал о каких-то конкретных деньгах? И так понятно, что выбор объекта нападения не просто случаен, но получается, его, возможно, интересовало не только оружие?
– У вас с собой были деньги? Какая сумма?
– Так да, я из лавки несла. Вдруг уворуют? Там за эти дни много набралось.
– У вас была выручка за несколько дней?
– Так я говорю, у нас на район всего две лавки, наша и месье Фуко. А к Бруно, то есть к месье Фуко, мыши недавно залезли. И к нему, и к соседям его. Вот представляете? Прямо напасть какая-то, совсем ума лишились. Бочка с керосином была, так и её прогрызли, а сами как керосина нахлебались и подохли.
– То есть в тот момент у вас на руках была значительная сумма денег? Почему тогда вы несли её одна? Или не воспользовались банковской услугой инкассации выручки?
– Вот ещё, платить этим дармоедам! – возмутилась мадам Бенош. – Из дома в дом я и сама могу деньги отнести.
– А почему вы были одна? Почему не попросили сына или будущую сноху?
– Да не было у нас никогда такого, чтобы на улицах к людям приставать. Воровать – бывало, воруют, я потому и не хотела деньги оставлять. А чтобы вот так с ножом! Да все же знают, тут лавки у нас да у Бруно, куда все пойдут? Да вот чего-то плохо стало Жилю, и Дафне и Орелем. Потравились что ли чем? Ну мы с Лорой покумекали и решили. В лавке-то у меня больше опыта, а сейчас народу-то пошло. Пока Бруно, то есть месье Фуко, на склад заново завезёт, все к нам же ходят. А Лора молодая, ей дома с тремя больными сподручнее будет. А тут денег накопилось, вот я и решила – нельзя оставлять. Я так-то раньше обычно хожу, но тут, если забираешь – деньги считать надо. Всё эти, кровопийцы из налоговой, счёт им подавай, сколько в кассе и сколько забрала. То ли дело раньше…
Рассуждения про старые добрые времена Гийом остановил, ибо тётка явно была готова рассуждать на эту тему бесконечно. Дальше подробнее расспросил про болезнь домашних, про странное нашествие мышей и сделал себе пометку сразу после разговора отправить в оба места экспертов-криминалистов. После чего аккуратно вернул разговор в сторону ограбления.
– Ну вот, в общем, он и говорит: «Деньги давай!» И в руке нож такой… Большой, страшный. И странный.
– Странный? В чём?
– Что я, ножей не видела? Сколько у себя в лавке торгую кухонными ножами. А тут… не знаю, вот не то в нём чего-то. Эх, темно было.
– Вы сказали «он». Как выглядит преступник, какой из себя?
– Я его