Меняя одежду с полевой формы на домашнюю, мой взгляд упал на стопку отчётов, оставленных явно Леонтьевым. Наш управляющий носился, как белка в колесе, между бывшими активами Светловых, полученным в качестве виры, только и успевая привозить отчёты о проделанной работе.
Я запросил у камердинера лёгкий перекус и кофе, а сам погрузился в чтение. Всё-таки делам рода нужно было уделять больше времени. В отчётах на сей раз были сезонные выкладки по собранному урожаю в трёх деревнях с пашнями, информация о возобновлении поставок мрамора и появлении заказа на тот самый редкий красный мрамор, карьер которого был затоплен. Имелась информация по лунному серебру, а именно в части того, что поставки на Императорский монетный двор возобновились и те даже увеличили заказ на треть. Но что меня удивило больше всего, так это приписка от руки Леонтьевым:
«Юрий Викторович, если хотели понаблюдать либо перепроверить качество моей работы, могли бы и не прятаться».
Что это была за приписка и чем она была вызвана, если признаться, я не мог понять. Возможно, Леонтьев просто заработался, но я бы не сказал, что человек столь дотошный мог просто слегка помутнеть рассудком либо что-то себе напридумывать. А это значит, что необходимо было с ним связаться. Я отправился к Алексею уточнить, куда нынче умчался наш управляющий.
Тот ответил, что Леонтьев отправился на мраморные карьеры, поэтому завтра утром должен быть в Карелии. Я себе сделал пометку перенестись туда и попытаться пообщаться либо хотя бы созвониться с нашим управляющим, дабы прояснить для себя непонятную приписку.
Ужин у нас сегодня был весьма многолюдным, а именно присутствовали и троица наших кровников, и Юматов, и сестра с бабушкой и Олегом Ольгердовичем, и Алексей. Был здесь и Кхимару. За столом царила оживлённая атмосфера, и одним из предметов обсуждений, конечно же, была моя седина.
— Это я удачно покопался в одной гробнице по просьбе старого знакомого из ОМЧС. Подробностей раскрыть не могу, подписка о неразглашении, но всё закончилось достаточно позитивно, поэтому не о чем беспокоиться.
— Если в академии девушки проходу давать не будут, могу вернуть всё как было, — сестра рассмеялась, — лекарь я или где?
— Не стоит беспокойства, дорогая сестрица, — поддержал я её шутливый тон. — Я хотя бы висками сейчас буду больше походить на семейный цвет волос Угаровых, а то уж вовсе мне ни штормового взгляда не досталось, ни светлых платиновых волос.
Бабушка восприняла мою шутку благосклонно, скорее уж признавая, что если это результат противостояния, то, как и всякие шрамы, они украшают мужчину, и нет смысла такую мелочь выводить.
— В конце концов, магия, пусть и утилитарная способность, однако же растрачивать её на подобные мелочи — все равно что проявлять неуважение. Если жив, здоров и боеспособен, то всё остальное для мужчины мелочи.
Я видел, как Кхимару согласно кивает головой, при этом с лёгким интересом разглядывая бабушку, задержавшись взглядом на её повязке. Степан о чём-то разговорился с нашим артефактором Лапиным, при этом сидел явно с недовольным выражением лица.
— Степан, как у вас с заказом императрицы на мебель? — вовлёк я его в общий разговор. — Есть подвижки?
— Да никак, — в сердцах отложил столовые приборы тот и откинулся на спинку стула. — Если вложить небольшие накопители и нанести руны с концентрацией и ясностью мысли мы смогли, то что сделать для того, чтобы не воровали и не брали мзду, мы плохо понимаем. Уже были даже идеи проклятие накладывать, что стоит только принять любые средства в кабинете, и проклятие пойдёт. Как с тем чиновником из патентного бюро. Но опять же, если мы всех чиновников будем смертельными проклятиями отоваривать, то у нас чиновники закончатся меньше, чем через месяц, но воровать явно никто не перестанет. Вот и думаем, что делать.
— Ну, на крайний случай мы можем с господином Резваном что-нибудь придумать на тему энергомантии с преобразованием одних видов магических энергий в другие. Скажем, если кто-то из чиновников будет источать редкостную жадность, то мы можем попытаться создать этакий преобразователь жадности в альтруизм, то есть позволить взять взятку, но после потратить её на благо государства.
— Я думаю, если бы такое было возможно, мы бы уже давным-давно искоренили коррупцию, — рассмеялся Резван, — но в целом идея интересная, можно попробовать сделать нечто похожее. В конце концов, если уж мы можем заключать в артефакты всевозможные виды магии, почему бы не попробовать и заключить внутри сам принцип?
Кхимару тоже заинтересовался, предложил вариант с лекарской точки зрения:
— А может нанести на стул проклятие слабительного, чтобы, как только кто-нибудь из чиновников решил взять пожертвование, тут же захотелось ему бежать в туалет или и вовсе не мог бы донести туда все содержимое своего богатого внутреннего мира.
Бабушка звонко рассмеялась:
— Я, конечно, знала, что по русским народным традициям дерьмо к деньгам, но, чтобы настолько ярко и красочно визуализировать обратный принцип, это ещё нужно постараться.
— Если вопрос такого толка, то и я посодействовать могу, — предложила Эльза свою помощь.
Услышав несколько вариантов, Степан повеселел и обещался обдумать каждый из них.
В целом ужин прошёл оживлённо, и под конец Эльза сообщила, что Солнцевы пригласили нас в собственную ложу в театр, приезжала некая известная итальянская труппа с эксклюзивным спектаклем. Сестра очень просила, чтобы я составил ей компанию, Ирина Солнцева, новая подруга княжны, рекомендовала посмотреть данный спектакль, ведь сама она смотрела его в оригинале в Милане, путешествуя в своё время с братом. Я согласился, в конце концов, нельзя же безвылазно сидеть дома бирюком, необходимо было укреплять установленные связи. Тем более что Солнцевы вроде бы относились к нам достаточно дружелюбно.
Кхимару, со своей стороны, предложил Елизавете Ольгердовне составить нам компанию и также отправиться на представление. Бабушка сперва отмахнулась:
— Что вы, хертуг Хильмерик, я уже не в том возрасте, чтобы развлекаться, это дело молодёжи.
— Вы не правы, хертугинде Елизавета, — обратился он к бабушке не на русский манер, а на скандинавский. — Есть время для войны и есть время