И я помогала. Мягко убеждала, что надо больше стараться. Что высшее образование – это очень важно. Алина получила красный диплом, устроилась в хорошую компанию, я очень гордилась своей девочкой.
Да я им всем помогала. Всех тащила. Со всем справлялась. Всё успевала.
А они? Не оценили.
Просто пользовались, как им удобно, потому что я позволяла.
Значит, Алина знала, что делает отец, знала, что он готовит.
Знала, и молчала. В лицо мне врала. Надеялась, что я не узнаю.
Лидочка на кладбище. Конечно! Лидочки нет, и ее можно использовать.
Можно ее забыть, не учитывать, похоронить можно.
Сердце билось уже где-то под горлом, сидеть на месте было невыносимо, хотелось подскочить и дернуться на сцену, чтобы заявить во всеуслышание:
– Это моя работа! Они не имеют права! Вас всех обманывают!
Но даже сейчас, даже в этот момент, я не представляла себе, что смогу повести себя так недостойно и опозорить нашу семью.
Тем более на сцену поднялся еще один человек.
Высокий, в дорогом костюме. Широкие плечи, уверенная походка, взгляд с прищуром. Я видела его раньше, мельком, и кажется, он присутствовал на паре семинаров. Супруг Веры и по совместительству – меценат, спонсор кафедры. Он финансировал программу научных стажировок, выделял гранты на исследовательские проекты. То есть... частично оплачивал и то, что я годами писала по ночам.
То, что Алексей и Вера сейчас выдавали за свой труд.
Вадим Фарофонов уверенно пожал руку Алексею, приобнял Веру за талию, подтянул за руку мальчика, тот вручил букет маме, она наклонилась и поцеловала сына в щеку.
Мой муж снова сжал микрофон.
– И, конечно, мы не можем не поблагодарить Вадима Романовича, – сказал он, повернувшись к мужу Веры. – Без его поддержки ни один из этих проектов не был бы реализован. Он финансировал исследования, открыл для наших студентов путь к зарубежным стажировкам, помог расширить наши границы. Благодарим за веру в науку. Зал снова зааплодировал. Кто-то даже поднялся.
А я сидела как прибитая, всё еще надеясь услышать хоть что-то о себе.
Но ни слова не было сказано обо мне. Ни намека.
Как будто меня не было.
Словно я тень или пустое место.
Выйти на сцену я так и не решилась. Скандал устраивать не стала.
Тихо поднялась, протиснулась к выходу, шагнула в сторону двери.
Маша тоже встала и пошла за мной. В пустом коридоре громко цокали ее каблуки, когда она спешила за мной, пытаясь заговорить.
– Лид... – только и выдохнула Маша, догоняя, но я ответила, глядя перед собой и не оборачиваясь:
– Не здесь, пойдем на кафедру.
Маша молча кивнула. Мы повернули в коридор, и я зашагала туда, где раньше проводила так много времени, но где после смерти мамы просто не могла находиться.
На кафедре было всё по-прежнему. Старые стеллажи, потертые шкафы, мой угол – чуть в тени, где всегда стоял ноутбук и лежала кипа бумаг, на которую я постоянно клала очки. Всё до боли знакомое, родное.
В кабинете было тихо, только за окном чуть накрапывал дождь. Маша прошла в кухонный закуток, достала из шкафчика чай, поставила воду. Всё делала молча, механически. Я же уселась на свое прежнее место – рядом с ее рабочим столом. Странно, но здесь ничего не изменилось, как будто я никуда не уходила.
– Я не знала, – заговорила Маша наконец, присаживаясь рядом со мной. – Лида, клянусь тебе, я не знала. До сегодняшнего дня. Я… я знала, что они общаются, что работают вместе… так тесно…
Я пыталась понять, что она говорит, в ее бессвязной речи не было смысла. Или же я просто не хотела верить, что помимо воровства моей работы существовала еще и измена мужа…
– Лида, я не знала, что делать… Может быть, я всё не так поняла, она же замужем…
– Маша…
– Что?
Я покачала головой, глядя на нее строго и серьезно.
Казалось, это я ее успокаиваю, а не она меня.
– Не надо. Я всё слышала. Когда шла в зал. Весь университет в курсе, что мой муж путается с этой Верой.
– Но как… Это же… – Маша от ужаса округлила глаза и прикрыла рот рукой. – Но ее муж… Он ей не простит этого, если они… Да нет, нет! Лид, он не мог, ничего же еще не подтверждено…
Чайник закипел, и Маша бросилась к нему, залила кипяток в заварку. Достала кружки, поставила одну передо мной. Вытащила какое-то печенье, конфеты. Я взяла кружку, но чай не пила, просто сидела, слепо глядя перед собой. Думая, что делать, как быть.
– Лид, ты не должна была уходить с кафедры. Не надо было. Понимаю, что тебе нужно было время оправиться, но посмотри, к чему всё это привело. Ты же всё равно тянула на себе управление. Я же знаю. Ты написала эту работу! А он…
Я продолжала молчать, не зная, как всё это переварить, а Машин трагический голос ничуть не помогал, но всё же я была рада, что она рядом. Что этот кошмар я проживаю не в одиночку.
– А Вера… – Маша откинулась на спинку стула, провела ладонью по лицу. – Я вообще в шоке. Замужняя женщина. Ребенок маленький. Муж богатый, на руках носит. Что ей еще надо? Она же всё потеряет! Ради простой интрижки…
Она внезапно замолчала, опустила глаза, на минуту воцарилась тишина.
– Ты… – она осеклась, услышав шум в коридоре.
Я тоже напрягла слух. Мое место было у окна, в углу, Рядом со мной стоял высокий стеллаж с методичками, закрывавший обзор от входа.
Почему меня и не заметили.
Сначала послышались шаги. Веселые, торопливые шаги. Послышался смех. Женский, звонкий вторил мужскому, басистому, такому родному и знакомому.
Вера ворвалась в кабинет первой. Раскрасневшаяся, с растрепанными волосами и, конечно же, с тем самым букетом, от моей дочери.
– Машенька, – весело воскликнула она. – У вас нет вазы? Цветы просто роскошные! А мы сейчас с Алексеем Дмитриевичем, Вадимом и Алишей едем в ресторан – будем отмечать! Ну как прошло выступление? Ты же видела? Это же фурор! Сумасшедший успех!
Сумасшедший – и правда.
Феноменальный просто.
Феерия лжи и предательства.
Глава 5
Зашуршала упаковка цветов, которые Вера с безмятежной улыбкой вертела в руках. Огромный букет, чуть смятый в ее тонких ухоженных пальцах, благоухал на весь кабинет. Она сияла. Глаза светились, пухлые губы блестели от помады, а густые, волнистые каштановые волосы спадали на плечи роскошными прядями, будто она только что выпорхнула из салона.
Сочная, с красивыми изгибами, молодая. Раньше я не воспринимала Веру именно как женщину, привлекательную в глазах мужчин. Было время, когда Вера после родов сильно располнела, она вечно сидела на диетах, срывалась и ела булки, и всё сетовала, что, мол, вы такая стройная, Лидия Анатольевна, хоть и родили двоих детей, а я никак не могу избавиться от лишнего веса.
Но теперь… Теперь она похудела, легкая полнота шла ей, и я четко осознавала, что она моложе меня, ярче… И еще на фоне этой цветущей женщины я остро ощутила свой возраст.
На ней было светлое платье, подчеркивающее изгибы фигуры, и тонкие каблуки на стройных ножках, которыми она подергивала, как юная газель, нетерпеливо переминаясь на месте, ведь они спешили, торопились отмечать свой триумф…
Вера излучала уверенность и наслаждалась моментом, не замечая, как Маша напряглась, как она вздрогнула и машинально глянула в сторону – туда, где я сидела, по-прежнему не шевелясь.
– Так дадите вазу? Есть у вас?
– Я… сейчас… – блеяла Маша. Она пыталась держаться, но тело выдавало ее: руки суетливо заметались, губы поджались, а глаза округлились, выдав испуг.
– Вер… Ну что там?
Голос Алексея прозвучал за спиной Веры, и он вошел следом за ней, как всегда, уверенно, по-хозяйски. Мой муж умел заявить о себе. Его фигура заслонила часть света, но я видела их.
Видела! Как он встал почти вплотную к ней, чуть ли не обнял. Я вжалась глубже в спинку стула, чувствуя себя крайне глупо, но в то же время боясь обозначить свое присутствие. Сердце забилось быстрее. Его рука скользнула по локтю Веры. Небрежно. Мимолетно. Такой привычный жест, интимный, показательный. Слишком личный. Раньше он трогал так меня, а теперь ее – манкую красавицу на двадцать лет младше.