— Я знаю, и я благодарен.
— Боюсь, все испортила проповедь епископа.
Спейд кивнул.
— «Грешник не должен возвышаться до положения, требующего власти и ответственности».
— Кто-то, должно быть, его на это натолкнул.
— Уверен, это был Хорнбим. Он единственный враждебно настроен против меня.
— Полагаю, ты прав.
Спейд извлек неприятный урок из своего первого шага в политику. Он злился на себя за то, что не смог предвидеть силу и безжалостность оппозиции Хорнбима. Если он когда-нибудь попробует снова, его первым шагом будет выяснить, как нейтрализовать своих врагов.
Присяга была принесена, и присяжные заняли свои места.
Если Томми признают виновным, что казалось более или менее неизбежным, наказание определит судья. Вот где оставалось место для милосердия. Ребенка вешали редко. Редко, но такие приговоры выносились. Спейд молился, чтобы этот человек не был столь же злобен, как выглядел.
Зал суда был полон, воздух уже был спертым, а настроение у собравшихся мрачным. Дженн Пиджен стояла в первом ряду толпы, ее глаза покраснели от слез, а руки постоянно теребили конец пояса. Трудно представить себе что-то хуже, подумал Спейд, чем ждать, казнят ли твоего ребенка.
Спейд ожидал, что Хорнбим не придет. В городе уже и так много шептались о его жестоком обращении с Дженн, и этот суд был бы для него неприятен при любом исходе. Но он выглядел гордым и вызывающим. Он поймал взгляд Спейда, и его губы скривились в полуулыбке триумфа. «Да, — подумал Спейд, — ту битву ты выиграл».
Спейд был разочарован, но не убит горем. Однако его злило, что его отношения с Арабеллой использовали, чтобы одержать над ним верх. Конечно, он и Арабелла были грешниками, это не могло не вызывать осуждения, но все же он чувствовал, что ее осознанно унизили. Люди говорили о ней и решали, что она позорит его. За это он никогда не простит Хорнбима.
Но он поймал себя на мысли о том, что его горести сущий пустяк, когда в зал ввели Томми.
Суд ассизов собирался лишь дважды в год, и все это время Томми провел в кингсбриджской тюрьме. Не место для ребенка. Он, казалось, похудел еще сильнее и выглядел затравленно. Спейда охватила волна жалости. Но, может быть, его печальный вид вызовет сочувствие присяжных. А может, и нет.
Доказательства были те же, что и раньше. Джозайя Блэкберри описал кражу и арест. Элси Маккинтош подтвердила его рассказ, но настояла на том, что ребенок голодал, потому что его отца забрали вербовщики, а матери отказали в пособии. Хорнбим, чиновник по надзору за бедными, выглядел надменно-возмущенным, но ничего не сказал.
Присяжные уже знали эту историю. О передаче дела Томми в суд ассизов сообщалось в «Кингсбриджской газете», и те, кто не был на квартальной сессии, слышали подробности от тех, кто был. Присяжные, вероятно, давно уже все для себя решили.
В любом случае, на принятие решения им не потребовалось много времени. Они признали Томми виновным.
Затем заговорил судья.
— Господа присяжные, вы приняли решение, которое, на мой взгляд, является единственно возможным. — Голос у него был сухой, скрипучий. — Вы исполнили свой долг, и теперь моя обязанность — приговорить виновного к соответствующему наказанию.
Он помолчал и кашлянул в ладонь. В зале стояла тишина.
— Было высказано предположение, что Томас Пиджен в этом деле является скорее жертвой, нежели преступником. Была предпринята попытка возложить вину за данное преступление на вербовщиков, на тех, кто отвечает за распределение пособий для бедных, и даже на правительство Его Величества. Но судят здесь не вербовщиков, не систему пособий и уж тем более не правительство. Это суд над Томасом Пидженом и никем иным.
Он посмотрел на Элси.
— Мы можем сочувствовать тем, кто оказался в тяжелых обстоятельствах, но мы не даем им разрешения грабить остальных. Подобное предположение абсурдно.
Он снова помолчал и что-то сделал руками, что-то скрытое от глаз. Когда он поднял руки, все увидели, что на нем черные хлопковые перчатки.
Дженн Пиджен закричала.
— О, Боже, спаси нас, — громко произнес Спейд.
Судья достал черную шапочку и надел ее поверх парика.
Дженн неудержимо рыдала, из толпы доносились громкие, враждебные выкрики, но судья был невозмутим. Тем же скрипучим голосом он произнес:
— Томас Пиджен, в соответствии с законом, ты вернешься туда, откуда пришел, и оттуда будешь доставлен на место казни, где будешь повешен за шею, пока не будешь признан мертвым.
Теперь плакали уже несколько человек. Но он еще не закончил.
— Мертвым, — повторил он, а затем и в третий раз: — Мертвым.
Наконец он сказал:
— И да помилует Господь твою душу.
Пока Дженн Пиджен, которую то ли вели, то ли несли, выводили из зала, Спейд встал и громко сказал:
— Милорд, прошу принять к сведению, что на имя короля будет подана апелляция на этот приговор.
Из толпы донеслись одобрительные возгласы.
— Принято, — с небольшим интересом сказал судья. — Приговор не будет приведен в исполнение до получения ответа Его Величества. Следующее дело.
Спейд вышел.
Он вернулся на свою мануфактуру и проверил работу, но ему было трудно сосредоточиться. Он никогда прежде не занимался апелляциями к королю. Он не знал, с чего начать.
В полдень он отправился в Кофейню на Хай-стрит. Он выпил кофе и сумел заставить свой мозг работать. Ему понадобится помощь в составлении апелляции, и лучше всего, чтобы ее подписали несколько видных горожан. Пока он размышлял об этом, в кофейню начали заходить мужчины на обед. Спейд заметил олдермена Дринкуотера. Ему было за семьдесят, и он ходил с тростью, но его прихрамывающая походка была бодрой, и с головой у него все было в порядке. Спейд присоединился к нему.
Дринкуотер заказал бифштекс и кружку эля. Он был в суде и теперь сказал Спейду:
— Хорнбим и этот судья просто шакалы. Отправлять ребенка на виселицу!
— Вы подпишете апелляцию королю? — спросил Спейд. — У нее будет больше шансов, если она будет исходить от бывшего мэра.
— Разумеется.
— Благодарю вас.
— Единственным проявлением христианского милосердия, со стороны этого судьи, было: «Да помилует Господь твою душу». Не знаю, к чему катится этот мир.
Спейд был рад, что кто-то разделяет его гнев.
— Нам нужно собрать больше подписей под апелляцией.
— Мой зять Чарльз подпишет, я уверен. Кого еще попросим?
Спейд задумался.
— Эймос подпишет. Но нельзя, чтобы были одни методисты. Я попрошу миссис Бэгшоу.
— Хорошо. Это даст нам двух кингсбриджских торговцев, от которых не ожидают снисхождения к вору.
— Не думаю, что Нортвуд поможет.
Дринкуотер выглядел сомневающимся.
— Сомневаюсь, но попытаться стоит.
— Может, ваша внучка сможет его уговорить.
— Джейн? Не уверен, что она имеет большое влияние на мужа, но я ее попрошу.
— Мне нужен совет по формулировке апелляции. Наверняка есть какой-то протокол.
— Для этого и существуют юристы. Спроси Паркстоуна.
В Кингсбридже было трое юристов. В основном они занимались сделками с недвижимостью, завещаниями и спорами между фермерами Ширинга из-за границ участков. Паркстоун был самым старшим.
— Я пойду к нему сейчас же, — сказал Спейд.
— А вы не собираетесь обедать?
— Нет, — ответил Спейд. — Сейчас я, кажется, не смогу проглотить ни куска.
*
Кит уволился с должности управляющего двумя фабриками Барроуфилда. Эймос был огорчен, но отнесся к этому с пониманием и сказал, что если ему предложат купить первый в Англии станок Жаккарда, это будет некоторым утешением. Он также попросил Кита поработать еще месяц, чтобы уладить дела. Кит согласился. Он был рад, что перемена произошла без обид.
Месяц был почти на исходе, когда Кит получил письмо.
Он никогда раньше не получал писем.
Оно пришло в субботу и ждало его, когда он вернулся с фабрики. Соседи сказали, что его доставил солдат с холщовой сумкой, которая, казалось, была полна писем.