Это было зрелище, которое она никогда не забудет. Мертвые и раненые лежали в вытоптанной пшенице, тысячи их, расчлененные и изуродованные, головы без тел, вывалившиеся на землю внутренности, оторванные ноги и руки, лица, залитые кровью. Стоял отвратительный запах потрохов и раздавленных посевов.
Сэл не боялась вида крови. Она видела, как мужчин и женщин калечило на фабриках, а ее собственного Гарри раздавило повозкой Уилла Риддика, но она никогда не представляла себе страданий такого масштаба. Ее охватило отчаяние. Почему люди так поступают друг с другом? Спейд говорил, что война ведется, чтобы не дать французам господствовать в Европе, но так ли это было бы плохо? Во всяком случае, это было наверняка во много раз хуже.
Ее взгляд упал на человека с раздробленными ногами, он поймал ее взгляд и прохрипел:
— Помоги мне.
Она увидела, что на нем лежит мертвец, и он не может сдвинуть ни тело, ни себя. Она оттащила труп.
— Воды, — сказал раненый. — Ради всего святого.
— Где твоя фляга?
— В ранце.
Ей удалось открыть его ранец и достать флягу. Она была пуста.
— Я принесу тебе воды, — сказала она.
Она заметила в лесу канаву. Теперь она вернулась к ней и пошла вдоль нее до пруда. К ее ужасу, в воде лежал мертвец. Она подумывала поискать другой источник, но передумала. Человеку с раздробленными ногами будет все равно на привкус крови в воде. Она наполнила его флягу, вернулась к нему и помогла ему напиться. Он жадно хлебал мутную воду.
Постепенно другие приходили в себя и начинали двигаться. Раненые, способные ходить, отправились по длинной дороге обратно в Брюссель. Других подбирали товарищи и несли к перекрестку, где их ждали повозки, чтобы увезти. Кенелм Маккинтош без остановки проводил погребальные службы.
Сэл узнала, что за вчерашний бой 107-й пехотный полк потерял несколько старших офицеров. Подполковник, один из двух майоров и несколько капитанов были убиты или серьезно ранены. Командование принял выживший майор.
Живые грабили мертвых. Любое утерянное или поврежденное в бою снаряжение можно было заменить с трупов тех, кому больше никогда уже не понадобятся ножи, кружки, ремни, патроны или деньги. Сэл сняла сапоги для верховой езды с костлявого офицера, чтобы заменить свою изношенную обувь. В ранце мертвого француза она нашла сыр и бутылку вина и отнесла их Джарджу на завтрак.
*
Перед рассветом в субботу, 17 июня, Веллингтон снова задал вопрос:
— Где Блюхер?
На этот раз у Мюффлинга не было новой информации, поэтому Веллингтон послал адъютанта на поиски прусского командующего. Тот вернулся в девять и сообщил, что Блюхер пропал, предположительно убит.
И были новости еще хуже. Пруссаки ночью бежали на север и планировали перегруппироваться в Вавре.
— В Вавре? — спросил Веллингтон. — Где, черт возьми, этот Вавр?
Адъютант достал карту.
— Боже правый, да это бог знает сколько миль отсюда! — яростно воскликнул Веллингтон. Кит пристально посмотрел на карту и подсчитал, что Вавр находится в пятнадцати милях от Линьи. Вместо того чтобы объединиться, британцы и пруссаки теперь были еще дальше друг от друга.
Это была катастрофа. Бонапарт преуспел в разделении союзников на две меньшие армии, каждую из которых было легче победить, чем объединенные силы. Тем временем дорога для него была открыта, чтобы пройти от Линьи до Катр-Бра, присоединиться к уже находящимся там французским силам и этой объединенной армией атаковать более малочисленные англо-голландские войска.
Более того, по расчетам Кита, Бонапарт, вероятно, уже был на пути сюда. Решение было очевидным, и Веллингтон объявил его. Они должны отступать, и немедленно.
Армия отступит к Мон-Сен-Жану и разобьет там лагерь сегодня ночью, сказал Веллингтон. Это было в двенадцати милях от Вавра. Если пруссаки смогут добраться до Мон-Сен-Жана, чтобы усилить британцев, вместе они все еще смогут победить Бонапарта.
Дух Кита немного воспрял.
Веллингтон написал Блюхеру, что завтра он будет стоять и сражаться у Мон-Сен-Жана, если пруссаки смогут туда добраться.
Сообщение было отправлено, приказы отданы, и отступление началось.
*
— Я не понимаю, почему мы отступаем, — сказал Джардж. — Я думал, вчера мы победили.
— Нам удалось остановить продвижение французов, если это можно назвать победой, — сказал Кит. — Но пруссаки справились не так хорошо и ушли. Это позволило Бонапарту ударить нам с фланга.
— Да, но какой смысл бежать? Он же все равно нас догонит.
— Верно. Но в конце концов мы развернемся и дадим бой. Просто Веллингтон хочет сам выбрать поле битвы.
— Хм-м. — Джардж на минуту задумался, потом кивнул. — Логично.
Они шли на север по угольной дороге, но отступление грозило превратиться в паническое бегство. В Женапе, деревне с узкими улочками, лазареты, возвращавшиеся в Брюссель, столкнулись с артиллерией и продовольственными повозками, направлявшимися в Катр-Бра. К суматохе добавились паникующие местные жители, бежавшие в сторону Брюсселя, гоня перед собой скот.
Лейтенант и тринадцать гренадеров расчистили пробку, опустошив продовольственные повозки, выбросив припасы и отправив повозки обратно в Брюссель, загруженные ранеными.
Сэл задавалась вопросом, что они будут есть, когда доберутся до Мон-Сен-Жана. На всякий случай она подобрала из канавы выброшенный пятидесятифунтовый мешок картошки и привязала его к спине.
Вскоре после полудня снова пошел дождь.
*
В Брюсселе дождь лил как из ведра. Эймос надвинул шляпу на глаза, чтобы вода не попадала в них. Все равно ему приходилось постоянно вытирать лицо платком, иначе он почти ничего не видел. Дороги были забиты повозками. Одни везли раненых в уже переполненные больницы, другие, груженные военным снаряжением и прочими припасами, пытались выехать из города, чтобы добраться до армии. Возницы лазаретов, не в силах пробиться сквозь пробки у больниц, просто сбрасывали раненых на элегантные улицы и площади, и Эймосу приходилось пробираться между телами, одни из которых были еще живы, другие давно уже мертвы, а дождь смывал их кровь в сточные канавы. Жители города пребывали в панике, и когда он проходил мимо «Отеля де Аль», он видел, как хорошо одетые мужчины дерутся за билеты на баржи и дилижансы, покидающие город.
Он пошел в дом Джейн, намереваясь снова умолять ее увезти Хэла обратно в Англию. Его визит оказался излишним, она и так упаковывала сундуки, одетая в старое платье, с волосами, убранными под платок.
— У меня в конюшне есть карета и лошади, — сказала она. — Я уеду, как только Генри даст мне знать, а то и раньше.
Она казалась не столько напуганной, сколько раздосадованной, и Эймос догадался, что ей жаль расставаться со своим молодым кавалером. «В этом вся Джейн. Она воспринимает войну главным образом как досадное препятствие для своего романа». Эймос вспомнил, как сильно он ее обожал, и как долго это длилось, и теперь это казалось ему непостижимым.
Из дома Джейн он отправился к Элси. Он надеялся застать Элси за тем же занятием, что и Джейн, за сборами к отъезду. Ему было почти невыносимо думать об опасности, в которой она находилась. Он хотел, чтобы она покинула этот кошмарный город сегодня же.
Но она не собиралась. В гостиной шел военный совет. Элси, Спейд и Арабелла выглядели серьезными и встревоженными.
— Вы должны уехать, Элси, — немедленно сказал Эймос. — Ваша жизнь в опасности.
Элси покачала головой:
— Я не могу уехать. Мое место рядом с Кенелмом, а он сейчас рискует своей жизнью всего в нескольких милях отсюда.
Эймос впал в отчаяние. Он знал, что Элси не любит своего мужа, но он также знал, что у нее очень сильное чувство долга. Он восхищался этим в ней, но теперь это могло заставить ее рисковать жизнью. Он боялся, что она полна решимости остаться.
— Пожалуйста, Элси, передумайте, — сказал он.
Она посмотрела на Спейда, своего отчима.
Эймос хотел, чтобы Спейд воспользовался своим авторитетом главы семьи и настоял на отъезде Элси. Но он знал, что это не в духе Спейда.