— Оно было довольно хорошим, — продолжал Нортвуд. — И совершенно безобидным.
— Это лишь мера хитрости Спейда, милорд. Они убаюкали некоторых из нас ложным чувством безопасности.
Нортвуду не понравился намек на то, что его одурачили.
— Я не вижу никаких признаков того, что они могут прибегнуть к насилию.
— Мне доподлинно известно, что их второе собрание будет посвящено реформе парламента.
Нортвуда это не слишком впечатлило.
— Это, конечно, другое дело, — сказал он, но, казалось, не очень обеспокоен.
Сержант принес фарфоровую чашку с блюдцем, налил кофе со сливками и подал Хорнбиму, а Нортвуд продолжал:
— Все зависит от того, что будет сказано. Но мы, безусловно, не можем запретить собрание заранее. Простое планирование собрания для обсуждения парламента не противоречит никакому закону.
— В этом-то и проблема, — сказал Хорнбим. — Это должно быть противозаконно. И я слышал, что в Вестминстере много говорят об ужесточении законов о подстрекательстве.
— Хм. В этом вы правы. Премьер-министр Питт хочет навести порядок. Но англичане имеют право на свое мнение, знаете ли. Мы свободная страна, в разумных пределах.
— Разумеется. И я ярый сторонник свободы слова. — Это было полной противоположностью правде, но сказать так было правильно. — Однако мы находимся в состоянии войны, и страна должна быть едина против проклятых французов.
Нортвуд покачал головой.
— С репрессиями можно и перегнуть, знаете ли.
Хорнбима это никогда не беспокоило.
— Не совсем понимаю, что вы имеете в виду.
— Ну, я уверен, вы слышали, что случилось с Альфом Нэшем, молочником.
Хорнбим был поражен. Откуда Нортвуд уже об этом знает?
— Какое это имеет ко всему отношение?
— Люди говорят, что Нэш донес на того печатника, которого выпороли, и был избит в отместку.
— Это возмутительно! — запротестовал Хорнбим, прекрасно зная, что это правда. Спейд и его друзья уже распространили эту историю по городу, догадался Хорнбим.
— Я иногда приказываю пороть людей, — сказал Нортвуд. — Это подходящее наказание за воровство или изнасилование. Но дюжины ударов вполне достаточно. Человек страдает, его унижают перед друзьями, и он дает себе обещание больше никогда не рисковать по глупости. Однако приговоры к пятидесяти и более ударам воспринимаются как жестокая расправа и вызывают сочувствие к преступнику. Человек становится героем. Он показывает шрамы, как боевые медали. Наказание оборачивается против нас.
Хорнбим видел, что ничего не добьется.
— Что ж, могу лишь сказать, что кингсбриджские торговцы в целом хотели бы, чтобы подрывные собрания были запрещены.
— Я не удивлен. Но у нас есть и долг перед нашими низшими сословиями, не так ли? Лошадь, которая никогда не покидает конюшни, очень быстро теряет силу.
Хорнбим зря тратил время. Он резко встал.
— Благодарю вас за прием, милорд.
Нортвуд не встал.
— Всегда рад поговорить с одним из моих самых видных избирателей.
Хорнбим ушел с предчувствием, близким к панике. Он потерпел уже три поражения. У сил беспорядка были союзники в самых неожиданных местах.
Ему нужно было подумать, и он не хотел идти домой, где его могли отвлечь повседневные проблемы. Он пересек рыночную площадь и вошел в собор. Тихая атмосфера и прохладные серые камни помогли ему сосредоточиться.
Суть проблемы была в самодовольстве. Люди не видели опасности в клубе для рабочих, ищущих знаний. Хорнбим знал лучше. Но ему нужно было вытряхнуть других из их летаргии. Любая группа, поощряющая рабочих свободно высказываться, открывала дверь. Восстание всегда было где-то рядом, под поверхностью.
Если следующее собрание общества обернется насилием, это докажет его правоту.
Возможно, это можно было бы устроить.
Да, подумал он, это может быть ответом.
Вспышка насилия на собрании настроит город против общества. Могут быть споры о том, кто начал, но мало кого это будет волновать. Их привязанность к свободе слова не переживет нескольких разбитых окон.
Но как это организовать?
Его мысли немедленно обратились к Уиллу Риддику. Хотя Риддики и были дворянами, Уилл водил компанию с кингсбриджским отребьем. Он проводил много времени в печально известном заведении Спорта Калливера. Он должен знать несколько головорезов.
Хорнбим снова вышел под дождь и направился к дому Риддика.
Дворецкий Риддика взял мокрое пальто и шляпу Хорнбима и повесил их у камина в холле.
— Сквайр Риддик завтракает, олдермен, — сказал он.
Хорнбим посмотрел на свои карманные часы. Приближался полдень. Это был поздний завтрак.
Дворецкий открыл дверь и сказал:
— Вы можете принять олдермена Хорнбима, сэр?
Раздался голос Риддика:
— Впустите его.
Хорнбим вошел в столовую и увидел, что Риддик был не один. Рядом с ним сидела молодая женщина в ночной рубашке и халате, ее длинные черные волосы были не расчесаны. Перед ними стояло блюдо с мозговыми костями, расколотыми и зажаренными, и они вдвоем вычерпывали костный мозг ложками и с аппетитом его поглощали.
— Входите, Хорнбим, — сказал Риддик. — О, кстати, это… — Он, казалось, не мог вспомнить имя девушки.
— Мариана, — сказала она. Она бросила на Хорнбима кокетливый взгляд. — Я испанка, видите ли.
«Такая же испанка, как моя задница», — подумал Хорнбим.
— Угощайтесь косточкой, — гостеприимно предложил Риддик. — Они восхитительны.
Он сделал большой глоток из кружки с пивом. Его глаза были налиты кровью.
— Нет, благодарю вас, — сказал Хорнбим. Он повернулся к дворецкому, который собирался выйти из комнаты. — Но я был бы признателен за чашку крепкого кофе со сливками.
— Немедленно, сэр.
Хорнбим сел. Ему было не по себе за одним столом с Марианой. Проституция вызывала у него отвращение. Но ему была нужна помощь Уилла.
— Я пытался добиться запрета этого так называемого Сократовского общества, основанного Спейдом.
— И этой бешеной коровы Сэл Клитроу.
— Да. Альфа Нэша избили, а виконт Нортвуд, наш член парламента, отказывается помогать.
— Но у вас ведь есть план, не так ли? — со знанием дела спросил Риддик.
— Ой, смотри, — сказала Мариана. — Я пролила немного костного мозга себе на грудь. Поможешь мне его стереть, Уилли?
Риддик взял салфетку и вытер верх ее груди, видневшийся из-под одежды.
— А почему бы тебе не воспользоваться языком? — спросила Мариана.
Это было уже слишком для Хорнбима.
— Слушай, Уилл, мы можем поговорить наедине?
— Конечно, — ответил Риддик. — Ступай, дорогуша.
Мариана встала, надув губы.
— Я воспользуюсь языком позже, дорогая, — сказал Риддик.
— Буду ждать.
Когда дверь закрылась, Хорнбим сказал:
— Давно пора тебе завязывать с подобными вещами. Ты скоро женишься — на моей дочери.
Риддик смутился.
— Конечно, конечно, — сказал он. — На самом деле, я как раз прощался с Марианой.
— Хорошо.
Хорнбим ни на секунду в это не поверил. Но настаивать не стал. Он не хотел рисковать жирными прибылями, которые получал с помощью Риддика.
— Я буду образцовым мужем, — поклялся Риддик. — Холостяцкая жизнь для меня закончена.
— Очень рад это слышать. Шлюха за твоим завтраком действительно за гранью пристойного поведения.
Дворецкий вошел с кофе для Хорнбима.
— Расскажи мне о своем плане, — сказал Риддик.
— Люди, которые, скорее всего, пойдут на собрания Спейда, и так ему сочувствуют. Возможно, там не будет никого, кто представил бы иную точку зрения. Им нужна энергичная оппозиция.
— Энергичная?
«Риддик быстро соображает», — подумал Хорнбим.
— Не сомневаюсь, в городе найдется много стойких патриотов, которых возмутит та чушь, что несут Спейд и Сэл.
Риддик медленно кивнул.
— Полагаю, ты можешь знать некоторых из этих парней.
— Я точно знаю, где их найти. Можно начать поиски с таверны «Бойня» у набережной.
Это звучало хорошо.