и с чего вдруг на юрту падают желуди и даже орехи посреди июня? Ведь все еще июнь, даже если у тебя нет представления о точной дате, но теперь ты знаешь, что сегодня воскресенье, можно позабавиться расчетами, предположениями, но нет, тебе плевать. В одном ты уверен точно: пусть ты не ботаник, но ни желуди, ни фундук, ни грецкие орехи не сыплются в июне. Лежа на ковре, ты закрыл глаза, поджидаешь очередной внезапный «тук». Но нет, никаких туков, лишь другие звуки, глухие и тем не менее странные, ты понятия не имеешь, кто или что издает их, но вокруг тебя — и это очевидно — кипит жизнь, ночь в юрте очень непривычна и даже беспокойна для городского вроде тебя, и тебя снова охватывает ощущение, будто ты оказался в параллельной вселенной, как тогда вечером со спутником, по которому ты уже начал немного скучать, вся эта возня природы достигает немыслимых масштабов, в то время как в стенах квартиры ты привык не обращать внимания на шум снаружи, да и в жизни вообще ты словно отрезан от реальности, ты впервые осознал собственное тело, когда пришлось шагать дни напролет и страдать, и сам не в силах поверить, насколько отключился от окружающего мира, хотя был убежден долгие годы, что в этом кроется одна из главных ошибок современного человека, ведущих к падению, ты, кто столько лет пытался провести параллели между животными и цивилизацией, ты, кто всегда твердил студентам, что человек — это такое же животное, правда утратившее понимание своей природы. И в голове всплывают фотографии мигрантов, тысячами, как и вы, столпившихся в домах Ливии или других стран, или в Гуантанамо, те заключенные в оранжевом за решетками, толпы людей, задержанных по всему миру по разным причинам, а иногда и без, и всегда, когда нам показывают эти лагеря, мы видим лишь мужчин — одних только мужчин, которые ждут в безделье, ни одной женщины, потому что женщин используют до тех пор, пока их тела уже будут ни на что не годны, пока они не превратятся в полумертвых старух, и ты всегда повторял, что вид, способный причинить столько зла собственным сородичам, не выживет. Ты думаешь об ужасах, творящихся повсюду на планете по приказу того или иного диктатора, и спрашиваешь себя: почему никто не объясняет, что в любом животном царстве, когда популяция начинает совершать одну ошибку за другой, культивировать бессмысленную агрессию, истреблять своих же, — бушует эпидемия. Ты до сих пор не можешь поверить, что никто не провел параллель между естественным регулированием и пандемиями. Ведь болезнь, резко обрушившаяся на какой-то вид, не служит полному уничтожению, нет, наоборот, пытается его спасти, заставляя пересмотреть поведение. Способен ли человек эволюционировать вообще? Может ли он по-настоящему засомневаться в привычном образе жизни? Ты так слабо в это веришь, что даже эксперимент здешней общины, как тебе кажется, обречен на провал. И вдруг тебя застал врасплох внезапный «тук», правда не такой громкий, как раньше, ты привыкаешь, а за ним — череда «тук-тук-тук». И ты задумываешься: вряд ли это само небо падает на тебя, скорее всего, обыкновенная белка сидит себе где-нибудь высоко, на ветке, шумит и поражается грустному спектаклю, который разыгрывают люди, — настолько грустному, что даже она, белка, может проронить пару слез.
ну хорошо, вот ты в юрте, неподалеку все эти люди, но выбор-то у тебя есть. И это тоже один из фундаментальных тезисов: у взрослого индивида всегда имеется выбор. Но разве покинуть эти края не потребует больше затрат энергии, чем остаться? А хватит ли у тебя смелости разочаровать всю общину? Кроме того, признайся, другая возможность воплотить в реальность твои теории вряд ли представится, будет глупо упустить ее, ведь ты каким-то чудом сюда добрался, жаль отказываться от подобного вызова. Но действительно, неужели тебе хочется участвовать в этом великом хаосе? Не лучше ли отказаться от приключений? Ведь с точки зрения почетного профессора, ты уже достиг вершины, к тому же твое исчезновение не поставит под угрозу новое общество, в этом и состоит его суть: не зацикливаться на одном человеке, да и разве ты не говорил, что молодежь, и только она, должна строить этот мир? А самое главное: ты прекрасно осознаешь, куда приводит желание власти, ты осознаешь метаморфозу, которая происходит с тобой при вещании на публику, в такие моменты ты чувствуешь себя непобедимым, ты веришь, будто никто не воспротивится, в те минуты все кажется тебе по силам: вернуть зрение слепым, поднять парализованных, и вскоре некоторые из членов общины преклонят перед тобой колени, а ты пройдешь по рядам, благословляя каждого. Ты действительно хочешь довести до этого?
ведь возможно, твой спутник был прав. Жизнь — всего лишь игра, ты сам должен двигать пешки, выдумывать правила и выбирать цель, ты сам должен проявить смелость и изобретательность. Так почему не решить здесь и сейчас, в юрте, с плачущей белкой над головой? Может, уйти? Слиться с пейзажем? Отправиться навстречу рассеивающейся ночи? Тогда ты вспоминаешь его третью фразу: «Там гораздо лучше, как думаешь?», так, может, и отправиться к этому лучшему? Уже неплохой план.
но разве можно уйти? Неужели это разумная позиция — сказать: «Я бросаю все, я больше ни для кого не существую и просто иду вперед»? А твои студенты? А твоя работа профессора? А на что жить, где и как? А твоя мать? А твоя жена? Ведь такое решение значит потерять ту, что была твоей единственной любовью. Но разве ты уже не потерял ее, она ведь смогла влиться в общину, смеялась с остальными за столом, когда ты мог выдавить лишь слабую улыбку, она разговаривает, когда тебе нужна полная тишина, чтобы тебе внимали. И ты вспоминаешь поразительную сцену из фильма, в котором пожилые персонажи заново открыли друг друга физически, ты прокручиваешь ее в полове, смотришь на голых героев, каждый из них с нежностью ласкает обвисшую кожу партнера, медленно, рэс- тягивая каждую секунду, и, может, именно это ты и пытался сказать резким «не трогай меня» — что не нужно торопиться, что позже вы останетесь наедине и посвятите близости должное время. Зачем торопить судьбу? Ты по-настоящему узнаёшь вместо того, чтобы выдумывать невероятные романтические истории о вечной любви, это гораздо разумнее: наслаждаться отведенной каждому свободой, позволить себе все, ни к чему не обязывать и оставить возможность на будущее, однажды, ты не знаешь когда, может через долгие годы, да и как-то все равно, сколько вам будет лет, но оставить эту возможность обрести друг друга в последнем сумасбродно свободном объятии.
но кажется, что тебе хочется лишь одного — уйти. Уйти и покончить с этим непрерывным потоком мыслей в голове. Уйти, шагать, и будь что будет. И в эту июньскую ночь без определенной даты, в тепле, среди утешенных белок, под скрипы и возгласы природы снаружи, ты засыпаешь — сладко, как сытый ребенок.
6
похоже, птицы приветствуют твое важное решение и оглушительно щебечут, хотя еще не рассвело. Они поют во все горло, и ты не понимаешь: то ли они переговариваются, то ли препираются, то ли завлекают партнера, но, кажется, они твердят тебе поторопиться, тогда ты надеваешь ботинки и открываешь дверь.
и вот ты ушел.
конечно, странно — идти вот так, иначе, чем в первый раз, вслед за кем-то, требуя объяснений в состоянии полного отчаяния, но наоборот, в одиночку, по собственному решению, без иной цели, кроме как двигаться вперед, дышать и не желать ничего, разве что самого путешествия. Именно это ты познаешь довольно быстро, нет, не в первые часы, потому что поначалу тебе неловко, в голове роются навязчивые мысли, ты беспокоишься, как быть следующей ночью, чем питаться, задумываешься, как на тебя посмотрят, но через некоторое время — да, тебе гораздо легче.