но вот, кажется, за три дня и две ночи ваш маршрут не изменился, вы шагаете и спите под открытым небом, тебе уже порядком надоели походные условия, все болит, ночью холодно, днем жарко, ноги истерты до мозолей, они липнут к носкам, и даже пластыри юноши никак не облегчают ситуацию, к тому же ты думаешь: что-то затянулась игра, все это смешно, но вы продолжаете шагать часами, два идиота, как вдруг он останавливается и заявляет: «Мы пришли». Ты чуть не налетел на него, настолько уже вжился в ритм, кроме того, где вы, что значит «пришли», если ты понятия не имеешь, куда идешь, особенно когда вокруг ничего, лишь изредка пересекающаяся с дорогами тропинка, ты вертишься на месте, пытаешься осмотреться: нет, здесь никого, но парень бросает рюкзак к ногам и садится на землю, словно так и должно быть, вы в нужной точке, вокруг одни лишь бабочки и мухи, жужжащие у самого уха, тогда ты тоже валишься на землю; с самого начала все выглядело полным абсурдом, но ты повторяешь: «Пришли», и это правда, куда-то же вы пришли, выбросились из океана, словно два печальных кита.
но вот подъезжает машина, и ты задумываешься, не первый ли это автомобиль, попавшийся вам с тех пор, как вы шагаете, а и правда, что случилось с транспортом, где он, или в этих краях настолько мало людей, но вот эта машина едет, что доказывает: кто-то по-прежнему ведет нормальную жизнь, и она останавливается ровно перед вами. Парень уже встал, ты, как всегда с опозданием, следуешь его примеру, тут открывается дверца пассажирского сиденья и появляется женщина.
но вот это действительно твоя жена. И ты глазам своим не веришь, она здесь, твоя жена, вы встретились при таком стечении обстоятельств. Ты видишь: она идет к тебе, улыбается, ты наблюдаешь за каждым шагом, не в силах сдвинуться с места, можешь только пялиться, потеряв дар речи, а твоя жена все ближе и ближе. А он, юный спутник, уже уселся в машину, та тут же тронулась, хотя тебе хотелось бы, чтобы он остался подольше, не оставлял вас одних, тебя и твою жену. Так как, столкнувшись с ней лицом к лицу, с ней, о ком столько болтал и мечтал в последние часы, ты сбился с толку. Ты видишь, как она протягивает руки, и в голову приходит первая фраза, наверное, от избытка эмоций, или ты просто не хочешь торопиться и ждешь, что все постепенно вернется в прежнее русло, твоя первая фраза, обращенная к ней при этой неожиданной встрече, ты уверен, ты способен на большее, чем это жалкое предложение, нужно что-то нежнее, но вот ты такой, какой есть, и твоя фраза: «Не трогай меня».
но вот как должна проходить встреча двух супругов, разлученных против их воли, когда они понимают, что со страхом покончено, что их ждет нормальная жизнь, как это должно происходить? Конечно, она ничуть не похожа на Марию Магдалину, которую ты себе навоображал, потому что перед тобой не Мария Магдалина: волосы слишком короткие, осанка не та, тело не то, перед тобой обычная взволнованная женщина, она спрашивает: «С тобой все хорошо?», и ты понятия не имеешь, хочешь ли вообще отвечать на ее вопрос, наверное, ты слишком заболтался за последние дни, слюны не хватает, ты истратил весь запас слов, теперь жаждешь лишь тишины, кроме того, ты мечтал об ослепительной любви, но первые слова твоей жены настолько низки и реалистичны, что да, ты даже подумал, вульгарны, и это все перечеркнуло.
но вот ты нашел ее, Марию Магдалину, которую собирался полюбить заново, ты обрел ее, но теперь понятия не имеешь, как разжечь угасшее пламя, да и хочется ли тебе того? Бок о бок, ты с женой, вы идете в тишине по проселочной дороге, которая неизвестно куда ведет; да и с чего вдруг вы зашагали, когда у тебя ноги стерты в труху, куда вы идете, что происходит и почему ты не задаешь ей ни одного вопроса, в то время как она добралась до тебя и должна знать, что случилось, почему она не объясняет? Почему ты ждешь, пока она проявит инициативу, как, кстати, поступает всегда, потому что ты, да, перед студентами ты полубог, все знаешь, чувствуешь себя как рыба в воде, всегда найдешь нужное слово, ты король теории, но когда дело доходит до практики, до применения твоих прекрасных тезисов, тут все усложняется: из вас двоих именно она занималась бытом, конкретикой, и даже тут она первой пошла вперед, только вот спросить у нее, почему вы идете именно в этом направлении, а не противоположном, потребовать объяснений всему этому безумию, в которое превратилась твоя жизнь за последние дни, нет, даже на это у тебя нет ни сил, ни желания.
но вот вы дошли до поворота, самого обычного поворота — изгиб, похожий на любой другой. Едва обратишь внимание; добравшись сюда, ничего не подозреваешь, особенно если идти пешком, и вы шагаете, ты и она, увлеченные изгибом дороги, а ты думаешь только об одном: твоя жизнь превратилась в катастрофу, в этой женщине рядом нет ничего от Марии Магдалины, но ты все равно следуешь за ней, то есть продолжаешь быть трусом, в личной жизни тебя не ждет ничего грандиозного, вы продолжите двигаться дальше в этом темпе, а от поворота не стоит ждать ничего, округа пустует, дорога извивается, а ты в отчаянии, дорога извивается, как вдруг откуда ни возьмись.
3
за поворотом их, наверное, тысячи, невероятная толпа; завидев тебя и твою жену, все встают и поднимают такой гам, что сердце вот-вот выскочит из груди. Ты снова повторяешь себе, что сошел с ума, такого не бывает, не может быть столько людей по ту сторону дороги, на которой вы не встретили ни души, откуда появилось это множество лиц, рук, тел — словно тебя отбросило на пятьдесят лет назад в лучшие времена Вудстока. Аж голова идет кругом: эта человеческая истерическая волна оглушительно орет, размахивает плакатами, а на них — ты глазам своим не веришь — да, на них твое имя, также ты замечаешь флаги, несколько слоганов тут и там, узнаешь обрывки фраз, и ангар со скотовозом уже кажутся шуткой, потому что ты лучше, чем кто бы то ни было, понимаешь, откуда взялись скандируемые и написанные слова. Но ты не успеваешь ничего сказать или спросить, как вдруг тебя тащат на сцену, ты удивлен, что жена следует за тобой, хотя, возможно, теперь она всюду будет таскаться по пятам; вы стоите вдвоем перед толпой, уже закипевшей от возбуждения, тогда ты думаешь: нет, они же не осмелились, ты повторяешь: нет, немыслимо, чтобы они буквально восприняли утопию, это же чистое безумие, ты не можешь поверить, и тем не менее.
или же речь о настоящей игре, и достаточно просто рассмеяться, чтобы обман развеялся. Все захохочут вместе с тобой над этим странным сюрпризом, подготовленным за твоей спиной, а затем сложат плакаты, расцелуют друзей, разойдутся по домам, и сегодня же вы покончите с этим отвратительным розыгрышем.
а вдруг это не игра вовсе? Вдруг твои студенты, поверившие в силу собственного мнения, восприняли буквально, захотели точь-в-точь воплотить содержание той книги, которую ты дал им в конце семестра, — в ней говорилось о воплощении изученных за курс теорий этап за этапом? Разве можно подумать, что им удалось, как ты и говорил, свергнуть действующую власть и заменить ее вертикаль тысячами маленьких горизонтальных связей? Нет, ты и помыслить об этом не можешь, не в реальности, хотя, наверное — и это единственное возможное объяснение, — наверное, тебе снится сон, ты погрузился в кошмар, и он рассеется, как только зазвонит будильник, когда жена повернется к тебе в постели, и изнуряющий цирк, в котором ты застрял, развалится.
но все продолжается. Они рукоплещут тебе, выкрикивают твое имя, ты потерял счет времени: то ли оно замедлилось, то ли ускорилось, и ты бы хотел, чтобы тебе дали несколько минут подумать, попытаться восстановить логику; мысли роятся в голове: ты считаешь дни, стоя на этой сцене рядом с женой; если тебя так приветствуют, а до этого были ангар, скотовоз, изнурительная ходьба, то, наверное, что-то невероятное приключилось с твоей страной? И почему они по-прежнему ничего не объясняют, почему выпихнули тебя сюда, к микрофону перед ликующей публикой, вместе с супругой, понимающей не больше твоего, почему они ничего не говорят, почему никто не подойдет и не наклонится к твоему уху, чтобы прошептать пару фраз, кратко описать события, но нет, ни слова, только орущая и суетящаяся толпа, и ты уже подумываешь о той минуте, когда восторг утихнет, потому что когда-нибудь это настанет, тогда повиснет тишина, а у тебя больше не будет выбора. Ведь они ждут — это ты понял наверняка, — они жаждут, что ты к ним обратишься, произнесешь речь так, как ты умеешь, ты даже задумался, а не является ли красноречие твоим единственным качеством, отточенным долгими часами перед внимающими студентами, мечтающими об идеальном обществе, в каждую деталь которого ты терпеливо их посвящал. И теперь ты стоишь у микрофона перед этими людьми, но не можешь произнести ни слова, тебя захлестывает чувство одиночества, ты понимаешь всю парадоксальность ситуации: тебя восхваляют, даже супруга аплодирует, а ты, оказавшись лицом к лицу с этим буйным восторгом, охвачен растущим каждую секунду отчаянием, ты хотел бы сбежать, но не видишь выхода, ты окружен, мечтаешь спрятать голову в песок, которого здесь нет, и единственное решение — ты уже понял — это наконец заговорить.