На следующий день, когда Солано принёс деньги, состоялся ещё один деловой разговор.
— Я навёл справки о вас, молодой человек, — добродушно улыбаясь, бесцеремонно ткнул пальцем посол в грудь собеседника. — Вы, оказывается, судовладелец. Чего же вы сразу не сказали?
— Это имеет значение? — удивился Солано.
— Ну, для Парагвая, наверное, нет, но для ваших песо — да. Есть гораздо более разумное средство для конвертации вашего серебра в доллары США. Через торговлю. Какова у вашего судна грузоподъёмность?
— По документам — дедвейт 447 тонн. В грузу — сто тонн солёных кож и тридцать тонн алкоголя.
— Хм… Алкоголь — это, конечно, святое, но кожи сбросьте тут, в Рио. У вас же, скорее всего, солёные кожи из Аргентины?
— Да, — кивнул недоумевающий Солано.
— Это дешёвка. В Европу ещё имеет смысл везти, но вы же в США направляетесь, а там кожа бизона в избытке. Так что никто вам за этот груз нормальной цены не даст. Тем более что они всего лишь высолены, а не дублёные. Я найду для вас покупателя на кожи прямо здесь, в Рио, и вы, как минимум, не потеряете свои вложения.
«Ну, вообще-то, кожи мне достались бесплатно, так что я в любом случае ничего не потеряю, — внутренне усмехнулся Солано. — Но к чему все эти заходы издалека?»
Именно эту мысль он и озвучил.
— Молодой человек, — с видом гуру, наставляющего неофита, торжественно провозгласил Хантер, — уплывать из Рио с пустыми трюмами — это святотатство. Здесь же — кофе!
Он произнёс это так, будто одно это слово должно было объяснить всё. В принципе, он был прав. Кофе действительно был весьма ликвидным товаром и основным предметом экспорта Бразилии. Местный климат благоприятствовал его выращиванию, а вся логистика кофейного бизнеса подчинялась биологическим ритмам этого растения.
Сезон сбора урожая кофейных зёрен традиционно начинается в осенние месяцы южного полушария — в апреле-мае — и достигает пика в июне-июле, после чего постепенно снижается. Соответственно, возрастает и пик активности порта Рио-де-Жанейро. Эстафету подхватывает грузопоток сырого сахара, сезон сбора которого обычно начинается в июле и продолжается до декабря.
Март же относится к межсезонью, когда торговая активность минимальна. Что было хорошо заметно по полупустым причалам порта.
Но даже если кофейные бобы где-то лежат на складах, не всё так просто в кофейном бизнесе. Весь собранный урожай с сотен фазенд стремился попасть в порт практически одновременно. Это создавало колоссальные логистические и рыночные проблемы, которые решались с помощью «комиссионных домов» — институтов самоорганизации крупных бразильских землевладельцев и купцов, защищавших свои торговые интересы.
Именно они были буфером, сглаживающим этот «вал». Они принимали урожай от плантаторов, складировали его на своих складах и затем в течение всего года реализовывали партиями иностранным экспортёрам — уже в соответствии с долгосрочными контрактами и по оптимальным ценам на рынке.
— Насколько я знаю, все урожаи кофе законтрактованы ещё на корню, — возразил Солано. — Желающих заработать на перепродаже много, и в Рио нет свободного рынка кофе.
Хантер с удовлетворением покачал головой.
— Совершенно верно, молодой человек. Вы меня не разочаровываете. Но знающий человек, — всем своим видом посол дал понять, что имеет в виду себя, — всегда найдёт вариант. Так что сбрасывайте свои кожи. Я вас обеспечу кофе. Оно лежит на казённом складе судебных приставов.
— Конфискат?
— Совершенно верно! Судья, ведущий дело, — мой хороший друг. Его интерес, как вы, наверное, догадываетесь, будет заложен в цену.
— И какова она?
— Ну, цену обычно указывают за стандартный мешок в сто двадцать фунтов. Думаю, что по пять песо за мешок я договорюсь. Поскольку вы можете взять четыреста тонн, то это…
Посол замер, шевеля губами, мотая пальцами в воздухе.
— Восемнадцать мешков — это длинная тонна. Умножаем на четыреста — получаем семь тысяч двести мешков. Тысячу мешков я оплачу сам. Итого шесть тысяч двести. Да по пять песо — итого тридцать одна тысяча песо.
С довольным видом вычислил он.
— У вас есть такая сумма?
Тут уж Солано призадумался. У него было с собой четырнадцать тысяч, спрятанных Патиньо, и двадцать, выданных из казны. Из этой суммы он уже пару тысяч потратил. Да ещё в резерве было двадцать килограммов золота с Имамбари, но о нём лучше помалкивать. Всё равно в Бразилии за золото он высокой цены не получит. Страна сама была золотодобывающей.
— В наличности у меня тридцать две тысячи песо.
— Отлично! Для местных ваши песо — вполне нормальное средство платежа. Готовьте деньги и судно. На пять тысяч я сам закуплю этого кофе, и вы мне его по-приятельски довезёте до Нью-Йорка совершенно бесплатно. Не правда ли?
Солано сдержанно улыбнулся.
— Конечно же.
Цена в пять песо за мешок была «Free on Board» — то есть «в порту», со всеми накладными расходами продавца. Но в неё ещё не входила стоимость фрахта до Европы или США, которая могла составлять значительную сумму. Перевозя для посла кофейное зерно бесплатно, Солано значительно увеличивал его маржу. Но было бы бессовестно не сделать ему этот подарок. Ибо без его связей подобную операцию вообще не провернуть.
* * *
Ван Любберс разрушил розовые мечты о лёгком и прибыльном обмене песо на доллары.
— Мы не сможем взять четыреста тонн кофе, — заявил он, выслушав план американского посла.
— Почему? — удивился Солано. — По документам наш дедвейт составляет четыреста сорок тонн. В чём проблема?
Старый капитан рассмеялся, и с чувством превосходства старого морского волка над сухопутной крысой начал объяснять:
— Кофе — это не чугун. Он лёгкий. Мы заполним мешками весь трюм, но масса этого груза составит где-то двести пятьдесят — двести восемьдесят тонн. Максимум триста. Точно не скажу. К сожалению, ни судовой книги, ни старых консаментов от прежних владельцев не сохранилось.
Солано аж застонал от осознания своей грубейшей ошибки.
— Но это ещё не всё, — продолжил капитан, попыхивая глиняной трубкой. — Если мы загрузим только кофе, судно может потерять устойчивость. Я ещё не до конца разобрался в характере этой шхуны. Поэтому я бы не рискнул плыть только с кофе. Нам нужен тяжёлый груз на дне трюма — для балласта.
— Наша кожа подойдёт? — спросил Солано, мысленно выругавшись.
— Кожа тоже лёгкая. Лучше — сахар. Он в два раза плотнее и отлично утяжелит шхуну, не сильно уменьшив объём трюма. Но если вы не хотите тратиться на сахар, то достаточно будет и пятидесяти тонн песка в мешках.
На следующий день Солано снова встретился с послом. Новость о том, что не удастся закупить весь планируемый объём кофе, его не расстроила. Свою долю в размере пяти тысяч песо он в любом случае отправит, а то, что прибыль «мистера Дебса» будет меньше, его не слишком волнует.
— Ну, будем исходить из имеющихся возможностей, — развёл он руками. — Но брать сахар я не рекомендую. В США сейчас действует высокая заградительная пошлина на него. Это делает его гораздо менее выгодным вложением, чем кофе, на который пошлина нулевая. Так что лучше — камни или песок. Многие так и делают.
* * *
Ван Любберс сам нашёл покупателя на партию кож. Их охотно взял британский купец по цене четыре песо за «квинтал» (то есть за 46 килограммов) — это была нижняя граница текущей рыночной цены. Зато сразу и без вопросов. Так что весь груз был оценён в восемь с половиной тысяч песо. Но окончательный расчёт происходил в британской валюте, и итоговая сумма составила 1133 фунта стерлингов. Мешка монет у британца с собой, разумеется, не было. Он расплатился 133 золотыми соверенами и векселем на 1 тыс. фунтов стерлингов, выписанным на контору Baring Brothers в Лондоне, с оплатой по предъявлении.