— Как будет угодно, ваша светлость.
— Я не светлость! — резко оборвал его Патиньо. — Для вас я — товарищ команданте. И угодно это не мне — народу Перу.
* * *
— Вы что, издеваетесь? — орал Патиньо на двух китайцев, которые не понимали его слов, но прекрасно понимали интонацию. — Это что, по вашему, красная краска? Мои воины теперь похожи на стадо поросят!
Патиньо тыкал рукой в строй солдат, одетых в новенькие куртки и штаны нежно-розового цвета.
— Не ругайся насяльника, — постарался успокоить начальника Ли Хунчжэнь. — Времени совсем мало. Свежий моча однако. Плохо готовить ткань. Краска легла плохо.
Два китайца, имевших дома опыт такого рода работ, вызвались окрасить парусину в красный цвет. Для этого они собирались использовать какие-то водоросли, обильно растущие у побережья. Патиньо дал добро после того, как для него окрасили на пробу кусок ткани. Он вышел, конечно, не алым, а скорее малиновым, но и это был хороший вариант. Пусть армия хотя бы цветом отличается от толпы батраков. Ибо больше отличий не было. Босая толпа в холщовых штанах и куртках с совершенно разномастными головными уборами. Сходство добавляли пики, переделанные из сельскохозяйственного инвентаря.
Но оказалось, что для протравы образца использовали старую мочу, а для окраски полутора тысяч комплектов такой выдержанной мочи уже не было, а свежая как-то не так среагировала, и краска легла слабо, дав розовый цвет вместо малинового.
— Мы перекрасить. Мы теперь писать в бочку все, — заверил босса Ли Хунчжэнь.
Патиньо махнул рукой.
Ну розовый — так розовый. Это же почти красный. А у него почти армия.
«По мере набора опыта бойцами и подразделениями буду выдавать им всё более яркие комплекты одежды, а новички будут носить обноски ветеранов» — пришла в голову Патиньо оригинальная мысль, и это несколько исправило его настроение.
— Ладно. Но чтобы следующую партию красили со всем старанием. А теперь покажите мне, как вы будете отражать атаку кавалерии.
Повеселевший переводчик что-то быстро затараторил своим соотечественникам, и восемь сотен пришли в движение, качая своими длинными пиками.
* * *
Месяц прошёл с момента захвата Гуановых островов.
Власть Патиньо простёрлась от Сан-Висенте-де-Каньете на севере до Ики на юге. Разведчики и агитаторы рассеялись по прилегающим регионам, а курьеры ушли в горы с письмами к Фейхоа и Антонио Уачака. И конечно же, к Чото в Кальяо. Своевременная информация из Лимы нужна была как воздух.
Армия выросла почти вдвое. Но нехватка всего — от шляп до командного состава — была просто катастрофической. Несколько облегчило ситуацию вливание в ряды двух десятков, хоть и бывших, но настоящих солдат. Они тут же стали капралами в его воинстве.
Настоящей кавалерии по-прежнему не было, хотя за это время захватили несколько конюшен и множество лошадей в хозяйствах. Но это были лошади для работ и перевозок, а не для строя. Верховой сбруи, чтобы оседлать имеющихся лошадей, не было. Её всегда везли из Лимы и местных мастерских не существовало. Впрочем и настоящих кавалеристов у Патиньо тоже не было. Он максимум рассчитывал на ездящую пехоту.
Зато Маноло не подвёл, и десять расчётов худо-бедно умели заряжать и палить из пушек. И это была их единственная козырная карта. Батарея у Писко тоже сделала свой залп. Разведчик под флагом Перу был достаточно наглым, чтобы войти в зону действия длинных испанских пушек. Несмотря на то что всплески поднялись в полумиле от парусника, тот заложил разворот и скрылся за горизонтом.
Каждый день Патиньо ждал дурных новостей из Лимы и, наконец, дождался. Чото доложил: карательный отряд в пятьсот конных с двумя пушками сформирован и выдвинулся на подавление мятежа.
Сразу после получения новости верные кечуа закрыли все горные тропы для возможных лазутчиков. Новость опережала вражеский отряд на двое суток. И за это время надо было возвести давно задуманную ловушку.
* * *
Капитан Коррера разглядывал строй копейщиков в подзорную трубу и слегка усмехался.
— Ну надо же. Кто-то вспомнил о славной испанской терции. Не ожидал.
Он и вправду не рассчитывал на полевое сражение. Задача была проще — прочесать долину Каньете, уничтожая или забирая в плен бунтовщиков, не успевших скрыться в горах. Возможно, кто-то мог засесть в постройках — ради этого он и взял с собой пару пушек. Их ядра должны были справиться с такой задачей.
Его воинство на четыре пятых состояло из монтонерос — откровенно бандитского сброда, который полмесяца собирали по окрестностям столицы. На полноценное сражение они не годились, но против безоружных повстанцев подходили как нельзя лучше. Лишь одна сотня была набрана из добровольцев — молодых людей из благородных и состоятельных семей столицы. Они резко выделялись опрятным видом и дорогим оружием.
Внимательно рассматривая в зрительную трубу розовые ряды воинов в конических соломенных шляпах, капитан не заметил ни одного мушкета. Только копья да десяток громоздких арбалетов.
«Возможно, те, у кого были мушкеты, предпочли сбежать в горы, — предположил Коррера. — А тут остались самые глупые».
Тем не менее лезть на копья восставших не имело смысла. Обойти их с флангов тоже не получалось: по обе стороны от строя тянулась линия рогаток, преграждавшая путь. Если бы у него была пехота — проблем бы не было. Береговой склон и прилегающий горный кряж вполне преодолимы. Но пехоты не было.
Зато у его людей было либо пистоли, либо карабины, либо и то и другое — значит, можно было применить тактику караколирования.
«Как раз то что надо против терции, — усмехнулся капитан. — В крайнем случае применю пушки. Как раз они-то исторически и поставили точку в такого рода построениях».
В окуляр трубы попал ещё один пережиток славного прошлого: какой-то офицер, судя по всему, главарь повстанцев, ехал перед строем на высоком коне. На нём поблёскивали серебром кираса и настоящий конкистадорский кабасет.
— Готовьте верёвки, — весело бросил Коррера своим людям. — не дадим этим крестьянам разбежаться.
Всадники ответили смехом.
— И старайтесь не убивать их вожака. Тот, в блестящем шлеме. Его с радостью повесят в Лиме. А теперь — вперёд. На пики не лезьте. Ваши жизни сто́ят дороже, чем жизнь этого бунтующего сброда. Выстрелили — и назад, перезаряжайтесь. Вперёд!
Отряды тронулись. Все приготовили свои пистоли и короткоствольные мушкеты. Стрельбу по неподвижным мишеням они все отрабатывали, а сейчас ситуация отличалась не радикально.
Но противник не собирался играть роль мишени. Прозвучала короткая команда, и первый ряд копейщиков поднял с земли высокие щиты — павезы, образовав сплошную стену шириной в несколько сотен метров. В прорезях между щитами показались арбалетчики.
Когда первые всадники выпалили и повернули обратно, не добившись эффекта, по ним со страшной скорострельностью ударили десятки болтов. Людей и лошадей ранили, хотя убитых почти не было. Однако раненые животные выбивали своих седоков, создавая хаос.
После нескольких таких атак Коррера понял, что так дело не продвинется, и приказал артиллеристам выводить пушки.
— Постарайтесь, парни! — крикнул он. — Развалите мне их оборону, и тогда я довершу дело белым оружием.
Пушкари встали так, чтобы залп картечи пришёлся по диагонали неподвижного строя противника, то есть флангом к горному отрогу. И это оказалось ошибкой.
Мало кто заметил, как то, что казалось большими камнями, было отброшено, и из-под тряпичной маскировки показались серые стволы чугунных орудий. Через несколько секунд раздался залп. Склон отрога, на котором пряталась батарея, заволокло дымом. Эхо выстрела сменилось истошным ржанием коней и криками людей.
Почти полтысячи картечных пуль произвели страшное опустошение. Одна из пушек была наведена на батарею противника и с дистанции в сто метров все их расчёты разорвало в клочья. Множество лошадей бились в конвульсиях, придавив своих седоков. Много всадников безвольными мешками волочились по земле за испуганными лошадьми.