Но сейчас, в 1842 году, его слава ещё впереди. Ни Итальянского легиона, ни знаменитых «красных рубашек». Ни героической обороны Монтевидео, который восемь лет осаждали проаргентинские силы. Рисорджименто — объединения Италии — ещё не произошло. Многочисленные сражения, как правило, с превосходящим противником, ещё впереди. Перед Солано стоял просто весёлый, энергичный бородатый мужик. Скорее пиратский атаман, чем капитан корабля ВМС Уругвая.
Солано очень хотелось подружиться с Гарибальди. Поговорить о чём-то важном. Но о чём? Пока что диалог сводился к приземлённым делам. Точнее, приводнённым. Время отплытия, количество людей и груза, цена за услугу. Солано не торговался и заплатил сразу, чем очень порадовал капитана.
Переезд остальной части команды на борт шхуны завершился в полной темноте. Подсвечивая себе масляной лампой, шестеро путешественников устроились на ночлег: кто в гамаке, кто просто на досках палубы, подложив тюки и мешки. На этом все удобства заканчивались. Но путешественники так вымотались за день, что уснули, как только легли.
Разумеется, о каютах не могло быть и речи. На маленькой шхуне их было всего две — капитана и штурмана. Ну и ещё у плотника была выгородка в носовой части трюма, где он спал на своём сундуке с инструментами. Остальная команда спала где придётся: в хорошую погоду на палубе, в плохую — в тесном и низком трюме.
Утром их подняли на борт вместе с командой. Оказалось, что они мешают работать с парусами, и пассажирам пришлось переместиться на бак. Оттуда они могли наблюдать сквозь туманную дымку, поднимавшуюся над рекой, за отплытием каравана судов. Шхуна Гарибальди шла первой, возглавляя процессию из четырёх грузовых кораблей. Видимо, на них не было лоцманов, поэтому они старательно повторяли все манёвры лидера.
Солано испытывал необычный кайф от путешествия. Конечно, в прошлой жизни он ходил под парусом, но тогда это было развлечением. А здесь люди просто выполняли повседневную работу — заставляли ветер двигать деревянные скорлупки по толще воды. Хлопала парусина, кричали чайки, воздух был влажным, но ещё не солёным. Широкий Уругвай безмятежно нёс свои воды в Атлантический океан, прибавляя скорости парусникам.
Путешественников накормили вместе с командой. Разумеется, никаких сухарей или солонины не было. Нормальное сочное асадо, поджаренное на решётке, и кукурузная каша, приправленная маслом и перцем. Берег рядом. Мясо дешёвое. Зачем лишняя аскеза?
Река петляла, и потому приходилось постоянно работать с парусами. Но для шхуны это не составляло особого труда — все операции выполнялись с палубы. Однако Солано заметил, что на парусах не было привычных ему «колдунчиков» — тканевых лент, которые своим поведением в потоке воздуха помогали яхтсменам XX века ловить оптимальный угол.
«А вот и тема для разговора».
Выбрав момент, Солано подошёл к Гарибальди:
— Джузеппе, в Кальяо я видел у одного рыбака ленточки, пришитые к парусу. Я сначала подумал, что это суеверие или украшение. А оказалось, что по ним этот рыбак очень точно ловит момент правильной постановки паруса.
Гарибальди удивлённо посмотрел на сухопутную крысу, дающую ему советы по судовождению.
— То есть как? Ленты будут трепыхаться на ветру. Что ты по ним увидишь?
— Не совсем так. Если поток воздуха обтекает парус правильно, все ленточки вытягиваются по направлению потока и не болтаются. Если парус недовёрнут или слишком сильно повёрнут, то с одной стороны они вытянуты правильно, а с другой — стоят торчком или задираются вверх.
Солано показал руками, как ведут себя эти индикаторы относительно условного паруса (1).
— Я своими глазами видел, как они работают. Это действительно удобно. Позволяет полностью использовать энергию ветра. Для твоего боевого кораблика это может быть критично. Давай проведём эксперимент. Попробуем сделать такие полоски у тебя на шхуне.
Гарибальди усмехнулся.
— Я не против. Как встанем на якорь — пришивай свои ленточки. Будет любопытно посмотреть.
Обрадованный Солано быстро обсудил эту идею с боцманом. И когда на закате караван бросил якорь, на одном из двух гафельных парусов появились шесть ленточек — по три с каждой стороны, примерно там, где Иван Долов видел их в прошлой жизни. Теории этого инструмента он не знал, но память подсказывала куда надо крепить.
Едва рассвело, караван двинулся в путь. На шхуне пушки перевели из походного положения в боевое. Но порты ещё не открывали и из крюйт-камеры ничего не выносили. Рано. Гарибальди рассчитывал проскользнуть незамеченным в утреннем тумане.
И то ли их не заметили, то ли блокадного флота вообще не было — до большой воды добрались без происшествий. Всё это время команда корабля с любопытством поглядывала на красные полоски, которые вели себя именно так, как и предсказывал молодой пассажир.
— Ха! Смотри-ка. Эта штука действительно работает, — с ноткой уважения в голосе произнёс Гарибальди ближе к полудню. — Спасибо, парень, за подсказку. Мне бы такая идея в голову не пришла.
— Всегда рад помочь хорошему человеку, — улыбнулся Солано.
Но развить тему ему не дал крик сигнальщика:
— Вижу парус! Шхуна! Судя по виду — военная! Идёт на норд!
— Чёрт, — сплюнул Гарибальди и пояснил Солано: — Идёт наперехват.
И уже обращаясь к сигнальщику:
— Купцам — севернее, идти к Монтевидео самостоятельно. Рулевой! Держать курс на ост-зюйд-ост. Перехватим.
Перспектива поучаствовать в морском сражении одновременно возбуждала и нервировала Солано. Он бы с удовольствием избежал риска — пушечному ядру всё равно, кого убивать: матроса или пассажира.
Время тянулось медленно. Шхуны сближались.
— Чёрт меня побери, — выругался Гарибальди, опуская подзорную трубу. — Я никогда не видел такого флага.
В ответ на удивлённый взгляд Солано он пояснил:
— Как будто детский рисунок солнышка. Какое-то несерьёзное знамя.
«Да ну на фиг! Не может быть!» — пронеслось в голове Солано.
— Можно взглянуть? — протянул он руку к оптическому прибору.
Капитан не отказал и вскоре Солано лично увидел флаг «Восходящего солнца». Под этим флагом почти сто лет жила императорская Япония — вплоть до поражения во Второй мировой войне. Этот флаг он сам предложил Патиньо как символ, понятный кечуа-староверам. Что может быть логичнее для бога Инти, как не символ солнца? Но увидеть его здесь, в полусотне километров от Монтевидео, он не ожидал.
Солано вернул трубу хозяину и задумался: «Может, это действительно японцы?»
— Странно, — произнёс Гарибальди, не отрываясь от подзорной трубы. — Ветер попутный, а марсель не поднимают. Гафели стоят не бабочкой, а параллельно. Чувствуется, что команда либо неполная, либо неопытная.
«Нет. Не японцы», — хмыкнул Солано.
— Думаю, это не враги, — сказал он вслух. — Нужно подойти поближе и поговорить.
Гарибальди нахмурился.
— Я не страдаю любопытством. Оно может плохо закончиться.
— Но вы же опытный моряк, — принялся уговаривать его Солано. — Подойдите с безопасной стороны. Хотелось бы взглянуть на команду этого кораблика поближе.
Хоть и говорил Гарибальди, что нелюбопытен, но на уговоры пассажира поддался. Его шхуна начала сближаться, стараясь держаться так, чтобы незнакомец не смог быстро довернуть для выстрела, не доработав парусами.
Солано снова выпросил у капитана подзорную трубу и стал внимательно рассматривать людей на палубе судёнышка.
— Отбой тревоги, капитан, — наконец произнёс он. — Я знаю нескольких человек на борту. И знаю, чей это корабль. Он точно не враждебен.
— И чей же? — Гарибальди был весьма заинтригован.
— Ну, отчасти мой, — усмехнулся Солано.
— Не понимаю, — нахмурился капитан. — Вы что, какой-то принц?
«Дружище, для некоторых я вообще бог», — мысленно ответил Солано, но вслух сказал другое:
— Это флаг, так сказать, корпорации. А я — один из её соучредителей. Подозреваю, что корабль прибыл по мою душу. Так что сближаемся.