- И что, прямо в лицо тебе этим похвасталась? - спрашивает она, и в ее голосе впервые появляется что-то жесткое, почти злое.
- А почему нет? Она же имя не называет любовника, - я нервно тереблю салфетку, разрывая ее на мелкие клочки. – И еще "случайно" обмолвилась, что они уже полтора года вместе. И знаешь, когда все началось? - Я закусываю губу до крови. - На моем же дне рождения переспали, представляешь?
- Охренеть, - Роза свистит сквозь зубы, и ее глаза сужаются. - Классический сценарий: и подруга прет как танк, и муж мразь.
Я жду жалости, сочувственных вздохов, но у нее просто сосредоточенный, оценивающий, будто она уже просчитывает варианты взгляд. Что же, возможно так даже лучше.
- Ты прости за цинизм, я сама просто три месяца назад развелась, - говорит она неожиданно, отводя взгляд к окну, где за стеклом мерцают огни города, будто рассыпанные бриллианты на черном бархате ночи. Ее пальцы сжимают чашку так крепко, что кажется, фарфор вот-вот треснет. - Муж нашел себе двадцатилетнюю дурочку. Но моя история подождет, вижу, тебе сейчас не до чужих драм.
Ложка звенит о блюдце, когда я кладу ее. Я смотрю на свои руки, бледные, с едва заметной дрожью в пальцах, и думаю о том, как всего несколько часов назад эти же руки держали тот проклятый конверт, который перевернул всю мою жизнь.
- Какие планы относительно них?
- Я... Хочу их уничтожить, - шепчу, и голос словно надтреснул, но еще есть шанс подлатать, как и с душой тоже самое сейчас. Я просто сломанная женщина с разбитым сердцем. - Но в голове только детские варианты. Соль в сахарницу, перец в трусы... Скучно.
Роза вдруг оживляется, и в ее глазах вспыхивает что-то опасное, почти хищное. Она наклоняется вперед, и свет лампы выхватывает из полумрака острые скулы, жесткую линию губ.
- Сахар, это слабовато, - говорит она, и в голосе слышится опыт человека, который знает, о чем говорит. - А вот если смешать его с содой и засыпать в кофемашину... - ее губы растягиваются в ухмылке, от которой по спине пробегают мурашки, - при следующем включении будет маленький химический взрыв. Пена, шипение, испорченный кофе и испорченное утро, и его дорогой костюм.
Меня пробивает на смех. Я представила себе эту картину, представила его ор… да, это было бы эпично.
- Боже, да ты профессионал!
- О, это еще цветочки, - Роза лукаво прищуривается, и в этот момент она выглядит как настоящая ведьма из сказок, та, что живет на краю леса и знает все яды на свете. - Просроченные сливки в холодильник подбросить - классика. Или волосы на мыло приклеить. Мелко, но эффективно.
Она говорит все это, а я смотрю на свои руки, на тоненькую золотую цепочку на запястье, подарок Игоря на прошлый день рождения, и мне хочется сорвать ее, выбросить, растоптать.
- Мне бы чего-то... Глобальнее, - слова звучат тихо, но с какой-то новой, незнакомой даже мне самой твердостью. - Их отпуск в Италии, например. Чтобы он был безвозвратно испорчен, чтобы каждый день они там только ругались.
- Слушай, если сорвешься, только себе дороже выйдет, - говорит она тихо. - Особенно если есть ребенок.
- Вот именно, - вздыхаю, и этот вздох больше похож на стон. Где-то внутри поднимается волна отчаяния. Я представляю лицо сына, его доверчивые глаза, и сердце сжимается. - Сын. Не могу же я просто взять и рвануть за ними, оставив его одного. Мои родители погибли, а с его я не оставлю.
- А если я с ним посижу? Пару дней, неделю, сколько надо, - неожиданно предлагает.
Я замираю, и мир вокруг будто останавливается. Шум кафе: смех, звон бокалов, голоса официантов превращается в глухой гул, как будто кто-то выдернул штекер из розетки. В ушах звенит, а в груди разливается странное, щемящее чувство, будто я стою на краю пропасти и вот-вот шагну вниз.
- Ты серьезно? – не вер услышанному. - Мы же только сегодня познакомились, это неудобно.
- Неудобно - это на потолке спать, - Роза фыркает, откидываясь на спинку стула. Ее движения плавные, уверенные, как у человека, который давно все для себя решил. - А использовать шанс красиво отомстить, это подарок судьбы!
Официант ставит перед нами десерт, шоколадный торт с рубиновыми каплями малинового соуса, но я даже не смотрю в его сторону. Запах шоколада, обычно такой манящий, сейчас кажется приторным, тошнотворным.
- Кофе еще принести? - спрашивает он.
- Мне двойной эспрессо, - говорит Роза, а потом поворачивается ко мне. – А тебе?
- Латте, - отвечаю, и официант уходит.
Я смотрю на спокойное лицо Розы, на торт, на свое отражение в окне, и в голове роятся мысли, одна страшнее другой: а что, если это ловушка? А если она знает Игоря? А если... Но тут же приходит другая мысль. А что, если это действительно мой шанс?
- Кстати, ты ее бывшего знаешь? Прям того самого-самого?
- Знаю, а что? – спрашиваю у нее, и вижу, как мстительная улыбка расплывается по лицу, а глаза загораются еще ярче.
Глава 4
Глава 4
Марго
Я сижу на кухне, перебирая вилкой кусочки фруктов в салате, но не ем. Персики по краям уже потемнели, стали мягкими и безвкусными, как вата. Клубничный сок пропитал киви, превратив его бледно-зеленую мякоть в грязно-розовую. Завтрак впервые не радует.
За окном беззаботно щебечут воробьи, их веселые переклички режут слух, когда моя жизнь разваливается на куски. В голове, как заезженная пластинка, крутятся вчерашние слова Ольги, ее самодовольная ухмылка, когда она протягивала мне тот проклятый конверт.
Пальцы непроизвольно сжимаются в кулаки, ногти впиваются в ладони.
Шаги на лестнице заставляют меня вздрогнуть. Я поднимаю голову и вижу, как Игорь спускается, его волосы растрепаны после сна, на лице привычная утренняя сонливость. Он потягивается, и его футболка задирается, обнажая плоский, подтянутый живот.
Раньше этот вид заставлял мое сердце бешено колотиться, по телу пробегали мурашки, теперь же в груди только ледяная пустота, будто кто-то выскреб все тепло, оставив лишь холодный пепел. Его губы, которые еще вчера целовали Ольгу, сейчас растянуты в ленивой улыбке.
Как он может так спокойно смотреть мне в глаза после измен?
- Что на завтрак? - его голос хрипловат после сна. - Пахнет вкусно.
Я отодвигаю свою тарелку, где фрукты уже превратились в бесформенную мешанину, похожую на мои мысли.
- В холодильнике есть йогурт, сырники вчерашние. Разогрей, если хочешь, - голос звучит ровно, слишком ровно для того урагана, что бушует внутри. - У меня нет настроения возиться с готовкой сегодня.
Он замирает на секунду, его брови слегка поднимаются в удивлении. Обычно я встречаю его завтраком, горячими тостами, свежевыжатым соком. Сегодня же мне физически трудно заставить себя даже чашку для него поставить.
Вот только кажется это напрягает только меня. Он пожимает плечами и идет к холодильнику. Дверца открывается с характерным щелчком, холодный белый свет выхватывает его профиль, такой знакомый, такой... Чужой. Как давно он стал для меня чужим?
- Во сколько ты вчера вернулся? - спрашиваю, стараясь, чтобы голос звучал просто заинтересованно, а не обвиняюще. -
Он достает упаковку йогурта, долго изучает срок годности, будто это самое важное в мире.
- Ты уже спала, когда я пришел. Эти чертовы переговоры с поставщиками затянулись до ночи, - муж поворачивается ко мне, его глаза кажутся усталыми, но я-то знаю, отчего они покраснели. Не от работы. - Водитель потом полгорода объезжал, чтобы того идиота в домой отвезти.
- Ты мог бы предупредить, - говорю, поднося стакан сока к губам. Кислота обжигает язык, но это хоть как-то отвлекает от мыслей. - Я волновалась. Вдруг что-то случилось?
Он хмурится, откручивает крышку йогурта. Его движения слишком резкие, нервные. Не такие, как обычно.
- Я звонил, но ты не брала трубку. Наверное, уже спала крепко.
- Ты не звонил, - спокойно констатирую факт. - У меня не было пропущенных.