- Он... Очень занят, - сжимаю стакан так, что пальцы белеют, и стекло вот-вот треснет под давлением.
В голове проносится вихрь из мыслей: где он сейчас, в теплой постели с Ольгой, смеется над моей наивностью, или рассказывает друзьям, как ему "не повезло" с семьей?
Но это лишь мысли, вслух говорю только, стараясь, чтобы голос не дрогнул то, что отвлечет сына.
- Хочешь, я почитаю тебе?
Он кивает, прижимается к подушке, которая уже потеряла форму и пахнет детским потом, и я беру книжку со сказками. "Волшебник Изумрудного города", наша любимая, мы читали ее вместе столько раз, что я помню наизусть каждую строчку.
Открываю на середине, где закладкой служит сломанный карандаш, Саша всегда так отмечает страницы. Начинаю читать на автомате, даже не вслушиваясь в слова, потому что мысли далеко, там, где сейчас мой муж, предавший не только меня, но и собственного сына.
Глаза Саши медленно закрываются, его дыхание становится ровным, но брови все еще нахмурены, даже во сне он не может расслабиться, веки подрагивают, губы шевелятся, будто он что-то говорит во сне.
Закрываю книгу и тут мой взгляд падает на записку. Белая бумажка лежит под лампой. Беру ее в руки, разворачиваю, и буквы пляшут перед глазами.
"Я тебе сказал, что не собираюсь сидеть с ним и заражаться или становиться переносчиком болезни. Сама справляйся. Как поправится, позвонишь"
- Ах ты… сволочь, - шиплю сквозь зубы, чтобы не разбудить Сашу, но внутри все кричит от ярости, которая разрывает меня на части.
Эти слова, такие холодные, такие расчетливые... Они перечеркивают все. Все годы, все "люблю", все "мы - семья".
Игорь не просто сбежал. Он бросил сына одного, больного, в темноте. Оставил его без света, без воды, без присмотра, как ненужную вещь.
Это уже не просто измена, это предательство, которое сжигает все мосты, все воспоминания, все, что когда-то связывало нас.
Глажу Сашу по щеке, поправляю одеяло, которое уже сто раз сбивалось.
- Ничего, - шепчу, наклоняясь к его уху, чтобы он услышал меня даже во сне. - Я с тобой. А папе... - голос предательски дрожит, - папе мы устроим такую сказку, что ему и не снилось.
За окном воет ветер, будто пытается прорваться внутрь, чтобы разделить со мной эту боль, эту ярость.
Где-то там, в ночи, Игорь, наверное, уже у Ольги, сидит в тепле, смеется, рассказывает, как "избавился от проблем".
Но это неважно.
Важно то, что теперь я свободна.
Свободна мстить.
Глава 11
Глава 11
Марго
Утро начинается с тихого стона, который разрывает тишину комнаты. Я открываю глаза, и мир кажется мутным, размытым. Будто смотрю сквозь грязное стекло.
Первое, что вижу - Сашу. Он лежит рядом, его маленькое тело, обычно такое живое и подвижное, сейчас беспомощно раскинулось под простыней. Лицо красное, воспаленное, веки припухшие и тяжелые. Он дышит через рот коротко, прерывисто.
Сын ворочается во сне, сбрасывает одеяло, потом снова натягивает его. Ему то жарко, то холодно, и от этого в груди сжимается.
- Мам… - его голос хриплый, слабый, будто пробивается сквозь сон.
- Я здесь, солнышко, совсем рядом.
Мои пальцы дрожат, когда прикасаюсь к его лбу. Он как раскаленный уголь. Температура не спала. Не спала за всю ночь, хотя я давала жаропонижающее, обтирала его влажной тряпкой, сидела рядом и шептала: "Все будет хорошо".
Тихо сползаю с кровати, стараясь не разбудить его, но он все равно вздрагивает, когда мои пальцы слегка задевают его руку, и он просыпается.
- Воды... Можно воды... - просит, и в этом "можно" столько детской беспомощности, что все внутри обрывается. - Горлышко такое сухое... И горько во рту...
- Конечно, родной, сейчас принесу, - глаза наполняются слезами, но я быстро их смахиваю. - И чайку с малиной сделаю, хорошо? Бабушкино варенье положу, ты его так любишь. Помнишь, как тем летом у нее в саду малину собирали?
Он не отвечает, только мычит в ответ, и я бегу на кухню. Вода в чайнике холодная, и я включаю его, слушая, как внутри начинают булькать первые пузырьки. Ждать. Все, что я могу сейчас это ждать.
Достаю из холодильника баночку малинового варенья, и открыв крышку с тихим хлопком, чувствую запах малины. Развожу ложку в кружке, заливаю кипятком. Пар поднимается вверх, обжигая лицо.
Телефон лежит на столе, и я беру его, набираю Розу. Она берет трубку почти сразу, будто не спала.
- Ну что, мстительница, готова к отъезду? - голос бодрый, с легкой хрипотцой, и от этого еще больнее. - Чемодан собрала? Паспорт не забыла? Уже представляю, как ты вломишься в их райский отпуск! Эти рожи, когда увидят тебя... Думаю, фотографии будут просто шедевральными!
- Роза... - делаю глубокий вдох. - Я не поеду.
- Что? - ее голос резко меняется, становится жестче. - Ты сейчас серьезно?
- Я передумала. Ни в какую Италию не поеду, - говорю это четко, хотя внутри все сжимается.
- Ты... Шутишь? - она делает паузу, и слышно, как ее дыхание становится резче. - Мы же все обсудили. Билеты, документы, даже отель тот же... Я столько времени потратила на организацию! Ты представляешь, сколько пришлось заморочиться, чтобы попасть в даты? И теперь ты просто передумала?
- Саше хуже, - говорю коротко, потому что, если начну объяснять подробно, голос дрогнет.
- Ладно, допустим, - ее тон становится более мягким, но все еще остается напряженным. - Но ты же можешь оставить сына с со мной, с бабушкой, няней... Это же не конец света!
- Нет, - сжимаю кулаки так, что ногти впиваются в ладони. - Я не могу его бросить. Не хочу. И не позволю себе. Он проснулся ночью один, в темноте звал, а я... - голос срывается. - Я должна быть здесь.
Не могу.
Не хочу.
Не позволю себе уехать.
- Ты его не бросаешь, а оставляешь на пару недель... – Роза говорит вроде уверенно, но все же дрожь в голосе слышна.
- Для него это будет бросить, - мой голос дрожит, и я чувствую, как по щеке скатывается предательская слеза. - Ты не видела, как он вчера смотрел на меня, когда я вернулась... - в горле встает ком, и я глотаю воздух, пытаясь справиться с нахлынувшими чувствами. - Он лежал один и боялся.
Роза замолкает. Я слышу, как она перекладывает трубку, будто обдумывает что-то.
- Ты серьезно? - наконец спрашивает она, и в ее голосе я слышу недоумение, разочарование, и где-то глубоко - понимание. - Ты отказываешься от мести, от того, чтобы наконец посмотреть ему в глаза и дать по заслугам, только потому, что...
- Потому что я его мать, - перебиваю ее, и эти слова вырываются из самой глубины души, горячие и искренние. Взгляд падает на кружку с чаем, где медленно растворяется малиновое варенье, окрашивая воду в розовый цвет. - И, если мне нужно выбирать между местью и тем, чтобы быть рядом, когда моему ребенку плохо... - голос срывается, и я закусываю губу, чтобы не расплакаться.
Тишина между нами становится почти осязаемой. Вода в чайнике начинает тихо шипеть, напоминая, что время не остановилось, что жизнь продолжается, несмотря на всю эту боль.
- Хорошо, - наконец говорит Роза, и ее голос звучит мягче, теплее, будто она наконец-то увидела то, что скрывалось за моими словами. - Я понимаю.
- Прости. И... Спасибо, - я закрываю глаза. - За все. За то, что пыталась помочь. За то, что была рядом, когда казалось, что весь мир против меня.
- Да ладно, - она отмахивается, но я прекрасно слышу ту легкую обиду, что прячется за этими словами. - Просто жаль, что столько усилий насмарку. Столько планов...
- Не насмарку. Ты помогла мне больше, чем думаешь. Ты дала мне понять, что я не одна. Что кто-то еще верит в меня.
- Ну... - она вздыхает, и в этом вздохе целая история. - Ладно. Сын важнее, чем какой-то гулящий кобель, - в ее голосе появляется тепло – Ты права, потом не объяснишь ребенку, почему мамы не было рядом, когда ему плохо. Дети такие вещи запоминают навсегда.