Мачеха не упустила и наряды: она лично распоряжалась, что наденем мы с Селией, как должны быть уложены волосы, какие серьги уместны, а какие — чересчур. Всё должно было говорить: «Мы достойны его взгляда». И неважно, будет ли он смотреть на Селию... или на меня. Обе дочери семьи должны быть на высоте.
Но в суете, обременённые подготовительной работой, все как будто забыли, что сам по себе визит герцога — это нечто большее, чем знатный ужин. Он прибыл не просто так. Ни один человек его положения не покидает дворец ради простого ужина с казначеем. А я была рада, что подобные размышления занимали только меня, остальное же семейство было уверенно, что обсуждаться будут деловые вопросы, возможно, по приказу самого Короля.
Я пыталась сосредоточиться, приводя себя в порядок. Наносила немного румян на щеки, чуть тёмнее красила губы, чтобы уйти от образа той простой горожанки, которую он встретил в лавке. Прическа — наряднее, строже, с вплетённой тонкой лентой и шпильками с россыпью камней, чуть ближе к облику, с которым я когда-то ходила по залам королевского дворца. Я не могла позволить себе выглядеть невзрачно сегодня. Не перед ним.
Выходя из комнаты я столкнулась с мачехой:
— Оливия, и если вдруг тема зайдет о трактате о семейных добродетелях, пожалуйста … — мачеха смотрела на меня с мольбой — хоть раз, не будь собой, придержи язык.
Ужин начался, как и следовало ожидать, с легкого опоздания со стороны его светлости. Герцог вошёл в дом так, будто это был его личный зал: спокойно, уверенно, с тем самым чуть пренебрежительным достоинством, которое позволительно лишь тем, кто знает, что его статус позволяет всё. На нём был синий камзол с серебряной вышивкой и перстень с печатью герцогства. Его шаги звучали на отполированном до зеркального блеска полу, приближая нашу встречу.
Отец вышел поприветствовать его в прихожей, он проговорил несколько вежливых слов, от которых у меня задрожали пальцы — не от смысла, а от тона: отец был слишком почтителен, заискивающе, как будто не мог скрыть волнение. Герцог чуть кивнул, приняв поклон как должное, и оглядел приёмную. Я знала этот взгляд. Он всё замечал. Всё оценивал.
Мы с Селией ждали в столовой, наряженные так, как хотела мачеха: я — в сдержанном серо-лавандовом платье с высоким воротом, она — в светло-золотистом, подчёркивающем юную свежесть её лица. Взгляд герцога задержался на нас, и я не смогла понять, кого или что он оценивал в этот миг — нас или наряды.
— Миледи Оливия, — он обратился ко мне первым, склонив голову в том вежливом жесте, что в других устах показался бы почти поклоном, — Миледи Селия, как приятно познакомиться с вами двумя.
Селия вспыхнула. Я — удержалась.
— Ваше светлость, — я сделала реверанс и ответила, — честь для нас иметь вас за нашим скромным столом.
Мы прошли в столовую. Слуги уже расставляли блюда. Пахло жареным мясом и тимьяном, винным соусом, ароматными травами. Мачеха была напряжена до судорог в щеках, её улыбка казалась почти искренней, если не знать, что на прибывает на грани своего спокойствия.
Герцог сел во главе стола — по жесту отца, разумеется, — и начал беседу с ним о казначействе, обороте монеты, трудностях последнего сбора податей с южной границы. Тон был мягкий, но в словах — сталь. Он не столько интересовался, сколько проверял, сколько отец знает, и что именно готов сказать отец при свидетелях.
Мачеха деликатно перебивала разговор, предлагая блюда, улыбаясь, добавляя: — Ваша светлость, надеюсь, вам по вкусу наша кухня. Мы не дворец, конечно, но стараемся поддерживать стиль столицы.
Селия, часто ловящая требовательный взгляд от матери, тихо хихикала над чем-то сказанным и старалась вставить комментарий в беседу. Она кокетничала — но очень осторожно, натужно и неестественно, скорее по требованию матери, а не по своему желанию. Я же была удивлена насколько фигура герцога подавляла всю нашу семью. Я старалась держаться ровно, не дав себе ни малейшего права на волнение. Хотя внутри всё дрожало так, что я толком не могла есть.
— А вы, миледи Оливия … — неожиданно сказал герцог, обратившись ко мне через весь стол, — вы не были представлены ко двору?
Неужели он узнал меня, или может мое лицо кажется ему знакомым.
— Я дебютировала пару лет назад. И посещаю дворец с отцом и семьей по требованию Его Величества. Мы очень ценим оказанную нам честь и посещаем все важные мероприятия и открытые приемы.
Я отвечала сухо, но с достоинством. Без кокетства. Без тени подыгрывания. Это не я была его гостьей.
Разговор вернулся к делам королевства, потом — к философии, к теме новой книги Ордена, и, как и утром, мачеха снова начала аккуратно подталкивать Селию в свет беседы. Но герцог слушал рассеянно. Он смотрел на отца, оценивал мачеху, рассматривал сестру — и время от времени снова бросал на меня взгляд. Мне казалось, что он ждал, что я признаюсь, что в лавке была я.
Когда ужин подошёл к концу, герцог, отодвинув кубок, произнёс:
— Благодарю за приём. Но, боюсь, всё же мне придётся побеседовать с вашим отцом наедине.
Мачеха едва не выронила бокал. Селия побледнела от любопытства. А я… просто поставила бокал на стол.
***
Как бы мачеха ни мечтала услышать этот разговор, её шансы были равны нулю. Дверь в кабинет была плотно закрыта, и стоять под ней означало подвергнуть себя опасности — слишком высок риск быть пойманной за столь недостойным занятием. А личного приглашения присоединиться к беседе она не получила, что, несомненно, сильно задевало её гордость.
В отчаянной попытке получить хоть крупицу информации, она отправила в кабинет служанок — с подносом, на котором дымилось горячее вино с травами, с аккуратно выложенными сушёными плодами. Но и эти посланницы вернулись ни с чем: "говорили о дочерях", "ничего не поняли", "атмосфера напряжённая, герцог ждал пока они выйдут", — вот всё, что удалось вытянуть.
Селия сидела в углу гостиной, будто совсем поникшая. Глаза её были полузакрыты, спина — прямая, но вся поза выдавала усталость. Может, она и правда устала — за один день нам пришлось сыграть не одну, а сразу две роли: сперва перед лордом Форшем, потом перед герцогом Террансом. Улыбки, поклоны, вежливые фразы, взгляды из-под ресниц — утомительный вышел спектакль.
Для меня же суть беседы не была секретом. Я знала, зачем герцог пришёл. Но всё же очень хотелось услышать, как именно он всё это изложит. Какими словами он обернёт свою цель.
Сразу после беседы герцог покинул дом — не попрощавшись, не обменявшись ни словом, ни взглядом. Только звук его шагов по каменному полу, скрип входной двери ознаменовал его уход.
Отец вышел к нам в гостиную, где мы ждали — каждая в своих мыслях, в своём напряжении. Он выглядел уставшим, как будто с него сняли все доспехи, в которых он держался весь вечер. Такой же уставший, как Селия, опустившая плечи и взгляд. Такой же напряжённый, как мачеха, чьи пальцы дрожали, когда она протягивала ему кубок с подогретым вином. Любопытство кипело в ней, и только воспитание мешало задать вопросы прямо.
Отец сделал глоток, обвёл нас всех взглядом и наконец произнёс:
— Герцог сказал, что он назначен королём — лично — на этот ритуал. Он… убедился в воспитании наших дочерей. И предпочёл, чтобы магически одарённая сестра сделала свой «правильный выбор» во благо нашей семьи.
Само это предложение уже звучало как угроза. Но от волнения, мачеха не придавала значение выбранным словам.
— Но что это значит? Ему понравились наши девочки? Он так смотрел на Селию. — не унималась мачеха. Ей хотелось узнать подробности, а может и полный пересказ беседы. По ролям. — Это значит, герцог согласен на договорной брак с одной из дочерей. А также если мы хотим сохранить хорошие отношения с герцогом … я должен донести до своих дочерей … Что его светлость предпочел бы быть выбранным дочерью магически одаренной с большим потенциалом во славу его рода.
Отцу было крайне тяжело говорить это нам. Семей с духовной магией в крови крайне мало, почти не осталось, но наше не высокое положение в обществе почти гарантировало свободу выбора. И вот теперь, без подготовки он лишал одну из дочерей хоть малейшей свободы.