В его голосе не было ни стыда, ни горечи — только усталое принятие. Подтверждение того, что прошлое мага покрыто мраком, прозвучало просто, как констатация факта. Он, не увиливая, признавал, что является тёмным магом, врагом Королевства.
Как это непрактично для королевства, — промелькнуло у меня в голове. — Ни один из придворных магов не имел права на такую магию. Получается, кроме Истата у нас нет ни одного человека, кто бы мог обезвредить подобную метку... А сколько таких знаков скрыто под одеждой людей, что свободно ходят по дворцу?
— Обезвредить метку лучше магией? — спросила я, стараясь не выдавать растущего волнения. — Или можно… как-то нарушить руну физически? Например, испортить, повредить её?
Истат прищурился, откинулся на спинку кресла и вкрадчиво повторил:
— Что вы имеете в виду?
— Надрезать? Добавить царапину? Испортить рисунок? — уточнила я, не решаясь произнести вслух то, что крутилось у меня в голове.
— Нет, герцогиня. Это не просто опасно. Это глупо, — в его голосе сквозила суровая строгость. — Если вы нанесёте порез, не зная точной структуры символа, вы не уничтожите руну, вы добавите к ней линию. А это уже может превратить метку во что-то совершенно иное — усилить, изменить, призвать тьму раньше времени.
Он молча закатал рукав и показал кожу предплечья. Там зиял огромный ожог — тёмный, искажённый, словно сама плоть отказалась быть частью тела. Кожа была испещрена волнистыми краями, и шрам выглядел как след от пламени, охватившего магический знак.
— Это был почти удачный эксперимент. Я пытался разрушить руну физически… — сказал он тихо. — Чуть не потерял руку. Только полное уничтожение знака, выполненное грамотно, с точным пониманием его структуры, может заставить магию покинуть его. А мне помогло железное раскаленное сплошное клеймо, разом уничтожившее весь знак. — продолжил он.
Меня передёрнуло. Я почти физически ощутила жар того пламени, представив, что такой опыт мог бы повториться не с ним, а с кем-то из моих близких.
— Спасибо, — прошептала я, опуская глаза. — Теперь я понимаю.
— Теперь моя очередь, миледи, но … — тихо сказал Истат, указав пальцем еще раз на свою щеку, а потом сцепив пальцы на коленях.— Если вы когда-нибудь увидите такую руну. Или почувствуете... Не пытайтесь справиться в одиночку. Скажите мне. Такие метки не просто разрушают плоть. Они вытягивают душу, медленно, изнутри.
Я сглотнула и едва заметно кивнула. Он всё ещё смотрел на меня — с любопытством, которое казалось слишком личным для простого разговора.
— Вы, миледи, почувствовали, что я проверял вас. — Голос Истата был спокоен, но в нём звучало что-то острое, как лезвие под бархатом. Он не ждал моего согласия. — У вас есть дар?
В груди всё сжалось. Я не хотела снова быть чьим-то инструментом, используемым как живой амулет, сканирующий опасность, пытающийся разведать безопасные пути. И я не доверяла магу до конца. А может, и себе — ведь с недавних пор магия во мне будто бы угасла, стала вялой, непокорной. Будто я несла пустую оболочку дара, которую не могла открыть.
— Я… не открыла свой дар. — солгала я, глядя прямо в его глаза, тёмные, проницательные, слишком внимательные. Я сделала вид, что колеблюсь, решила делиться правдой лишь частично. Мысленно обдумывая каждое слово. Ложь нужно было прятать в крупицах правды.
Маг не отреагировал сразу. Его взгляд чуть сузился, он словно пытался взвесить мою ложь, не осудить — а вскрыть.
— А ваша семья? В чём их сила? — снова спросил он, теперь с лёгким нажимом в голосе.
— Мой отец может предчувствовать беду, — ответила я, и заметила, как в глазах мага мелькнул слабый огонёк интереса. — Почти бесполезный дар, если честно. Как только это обнаружили, к нему прислали магов короля. Они тренировали его, учили, замеряли потенциал… но всё без толку. Он чувствует надвигающуюся опасность лишь за секунды до её появления. И только если она направлена на него самого.
— Ох… — протянул маг, откинувшись на спинку кресла. — Дар, что оказался бесполезен для Его Величества. И всё же — интересно. Его, наверное, отправляли в походы? В надежде, что хотя бы мельчайшее предчувствие поможет избежать засады?
Я кивнула.
— Но несколько секунд, минут— ничтожны на поле боя. Но да, вы правы.
— А ваша мать? — спросил он спустя паузу, внимательно за мной наблюдая.
— Она… — сказала я тихо. — Отец говорил, что у неё не было никаких сил. Простая горожанка, дочь младшего сына лорда. Умерла после моего рождения, как и ее родители от лихорадки. Никто не ожидал, что во мне может быть что-то большее, чем несущественный магический след.
Истат не сводил с меня взгляда. Ни враждебного, ни сочувственного — просто внимательного. Как будто я была задачей, которую он не мог решить.
— Но вы прошли ритуал для такого брака. Достаточно успешно. — сказал он негромко.
— Да… — я отвела взгляд, изображая смущение. — Я и сама удивилась, когда артефакт показал силу во мне. Может, магия спала всё это время… или, кто знает, артефакт ошибся?
— Нет, моя герцогиня. — Его голос стал твёрже. — Такое невозможно… Его можно обмануть, но сам артефакт не ошибается.
Я снова посмотрела на него. Он был серьёзен. Насторожен. Как будто только что подтвердил свои опасения — или, наоборот, отбросил их.
— Артефакт просто так не может ошибиться.
_________________
Спасибо огромное за награды Наталье Гилязовой и Валентине Меди!
Книга уже близится к завершению, и если вам нравится история,
вы можете меня поддержать — пожалуйста, добавьте книгу в библиотеку,
поставьте «мне нравится» и подпишитесь на автора.
Это действительно помогает продвижению книги
и даёт мне понять, что я на верном пути.
Спасибо, что читаете!
Ваша Вера!
ГЛАВА 49 ТРЕВОГИ
Последние дни для герцога Терранса проносились, словно табун диких лошадей по бескрайнему степному полю — стремительно, шумно, оставляя за собой лишь вихрь нерешённых дел. Время ускользало сквозь пальцы, а дела множились. Письма с королевской печатью прибывали в замок одно за другим, словно реки, впадающие в беспокойное море государственных обязанностей.
Сначала Его Величество в категоричной и, как всегда, безапелляционной форме потребовал немедленного прибытия герцога в столицу — «в связи с важными государственными нуждами». Затем последовало другое послание, уже более деликатное и личное по тону: речь шла о тревожной обстановке в соседнем графстве, требующей срочного вмешательства.
Феликс попытался вежливо, но настойчиво напомнить монарху о собственных проблемах: о неотложных делах управления, о пошатнувшемся здоровье и, наконец, о разладах в семье, которые требовали не меньшего внимания. Но он прекрасно знал: для трона нет беды страшнее, чем угроза утраты носителя магии крови. А то, что происходило в королевстве в последние месяцы, слишком уж часто приближалось к такому исходу.
Весть о сердечном приступе графа Дюрана — давнего союзника и соседа герцога — пронеслась по округе, как лавина: внезапно, оглушительно, бесповоротно. Говорили, что случилось это во время визита к одной... даме, отнюдь не являвшейся его супругой.
И вот теперь Терранс, политик, стратег, человек рассудительный и прагматичный, получил приказ отправиться в соседнее графство. Причины были обозначены предельно чётко: провести беседу со старшим товарищем. И — начать расследование.
Наставительная беседа, порученная герцогу, касалась графини — едва достигшей двадцати лет, слишком юной для своего мужа даже по меркам благородных домов. Она оставалась бездетной, а её муж — граф Дюран — не спешил изменять привычкам холостяцкой жизни, навещая дома утончённых удовольствий куда чаще, чем супружескую спальню.
Феликс знал Дюрана не один год и прекрасно понимал сомнения старого товарища: графу, взрослому опытному мужчине с появившейся сединой в волосах была неприятна мысль, навязывать свое общество молодой девушке, настаивать на исполнении супружеского долга.