Не хочешь представить меня своей подруге?
Я выставляю вперед руку. Кейси окидывает меня равнодушным взглядом.
Я ее не знаю.
Подходит поезд. Я вскакиваю в него и забиваюсь в угол. Они входят в вагон вслед за мной. На Пятьдесят девятой я нарочно изо всех сил наступаю каблуком Кейси на ногу.
Последняя карточка: Оливер. Серые глаза, застенчивая улыбка. Адвокат, который мечтал стать писателем. Он понимает, что я делаю о нем заметки, но воспринимает это нормально, как будто сам поручил мне создать ему памятник. Рассказывает мне, как впервые мастурбировал. И в процессе постоянно косится на меня с надеждой. Жаль его ужасно, я даже притворяюсь, будто что-то записываю в телефон. А он говорит – нет-нет, погоди. Я сейчас другое что-нибудь вспомню, поинтереснее…
* * *После Оливера мужчины начали сливаться в единый размытый образ. Один перечислил мне всех девушек, которые водили его за нос, включая студентку из Франции, уверявшую, что пакетик у нее в сумочке – это вовсе не мет, а блестки. Другому жена подарила на сорокалетие тройничок. Он попивал мальбек, а она нервно накручивала на пальцы нитку жемчуга, глазами умоляя меня отказаться. Третий накрывал кровать пищевой пленкой, чтобы не менять слишком часто белье, а то его девушка очень подозрительна. Или это был тот, который хотел обернуть в пищевую пленку меня? Еще просил, чтобы я замоталась в нее, надела сверху платье и пришла в таком виде с ним ужинать?
Наконец настал момент, когда я больше не смогла делать заметки. Просто потому, что перестала их различать. В голове остались лишь янтарные тени, мелькающие на дне стаканов с виски. Номера в отелях, персонал, обручальные кольца на прикроватных тумбочках, дрожащие пальцы, дряблые спины, легкий аромат дорогого одеколона, ветивер, ссадины, горящее от щетины лицо.
Я пробежала глазами недавнюю переписку с Нэнси.
Нэнси: Напиши, когда доберешься до дома.
Айрис: Я получила двести долларов за то, что выпила бутылку вина и вытерпела отвратный поцелуй.
Нэнси: Когда уже ты поймёшь, что стоишь большего?
Нэнси: Вернуться домой – не стыдно.
Я позвонила доктору Агарвалю и призналась, что страдала от негативных побочных эффектов лекарства. Сообщила, что снова работаю – это хорошо, сказал он, – но не всегда могу отличить свои реальные связи с людьми от воображаемых. Рассказала, что не могу спать, есть и что алкоголь на вкус отдает керосином. Доктор Агарваль заявил, что это Ибица меня так разбередила. И что он должен повесить трубку, у него там чрезвычайное происшествие – один из пациентов во время приступа угрожал своему родственнику ножом. Вот вам пример, добавил он, что большинство фатальных эпизодов происходит, когда пациенты перестают принимать лекарства. Крайне важно постепенно снижать дозу, а не бросать препарат совсем. Позже он прислал сообщение: «Пожалуйста, помните, что как бы плохо вам ни было сейчас, если вы бросите пить таблетки, станет только хуже». К тому моменту я уже в этом не сомневалась. Постепенно я снизила дозу настолько, что все оставшиеся побочные эффекты Лидерман назвала бы плацебо. Но мне было все равно. Настроения могут сменяться хаотично, а могут – последовательно. Пока в небе сияет луна, от приливов и отливов никуда не денешься.
Несколько дней я провалялась в постели, слушая аудиоверсию «Гарри Поттера». Потом пинками выгнала себя побегать, но сил у меня почти не было. Вернувшись, я не узнала свое окно. Оно все было заклеено сотнями стикеров, исписанных моей рукой. Тут я вспомнила, что у меня была идея оставлять мужчинам визитки. Вода в кофеварке оказалась несвежей. Холодильник пестрел йогуртами с яркими крышечками из фольги и упаковками сладкой овсянки для детей. С панели закладок в ноутбуке глядели сотни ссылок о сахаре – эпидемии ожирения, торговле сладостями, методами лечения сахарного диабета. Наконец я начала собирать разрозненные фрагменты в единое целое. Поначалу подумывала, не собрать ли еще материала. Мне по-прежнему часто писали Папики, но я всем отвечала одно: Было очень приятно провести с вами время, но в продолжении я не заинтересована. Еще мне прислал сообщение Кейси, и я послала его на хер. А Антуан отправил фотографию своего члена. Я сделала скриншот экрана и подумывала настрочить на него жалобу, но потом просто стерла фотку и погрузилась в работу.
Пересмотрела видео с ежегодной конференции «Договоримся!». Раньше я все больше обращала внимание на девушек, а теперь стала пристально разглядывать покупателей. Прокручивая записи, которые изначально пометила, как важные – «я в семизвездочном отеле в Дубае», «мое сексуальное раскрепощение», – я внезапно поняла, что все они, по сути, являются рекламой «Договоримся!».
Тогда я начала собирать не глянцевые истории. И послала Нэнси открытку с подписью: Zjesc z kims beczkę soli – польская пословица о дружбе, переводится как «вместе съесть пуд соли». (Иногда я боюсь, что даже ты перестанешь меня выносить).
«Сахарница» – это небольшая книга о капитализме и сексе. Смещая фокус с объективации – фактически, коммодификации, а, в случае автора, еще и экзотизации – женщин, она задает любопытные вопросы. Например, является ли для женщин профессия Сластены легитимным способом превращения своего эротического капитала в материальный? Можно ли в эпоху #MeToo извлечь выгоду из своей рыночной стоимости? Или «сахарная» индустрия просто заманивает девушек ложными обещаниями свободы воли и профессионализма?
Интервью с бывшими Сахарками и Сластенами соседствуют на страницах книги с рассуждениями современных воротил «сахарного бизнеса». Частично автобиографическая, частично написанная в жанре журналистского расследования книга проливает свет на то, насколько в нашей культуре распространены «сахарные отношения». В конце концов, кем, как не Сластеной была Холли Голайтли?
Я вспомнила, что отправляла агенту письмо, только когда та на него ответила, предложила встретиться где-нибудь и вместе пообедать. Ее письмо я без комментариев переслала Нэнси. Та не ответила. Зато через несколько дней я получила от нее открытку – в ответ на ту, свою. Не перестану. Потому что люблю тебя.
В последние выходные августа я вернула всю заказанную одежду – в «огурцах», в стразах, в леопардовых принтах, туфли, которые были малы мне на три размера, и босоножки с перьями. Все чеки так и лежали в пакетах. Я их даже не открывала. Рэй позвонил мне по поводу оплаты счетов от доктора Агарваля. Тот предложил нам встретиться втроем и все обсудить. Но я ответила, что в этом нет необходимости. Рэю вроде было все равно. Я сообщила ему, что уезжаю домой, пока у меня не кончилась виза. Он с минуту молчал, а потом ответил – ну, если считаешь, что так будет лучше… Про агента я рассказывать не стала. Мы с ним сходили выпить кофе. Он рассказал, что потерял работу. Его бывшие коллеги все время присылают ему бонсаи на удачу – то водную пахиру, то денежное дерево. Предполагается, что они должны принести в дом процветание, ухмыляясь, добавил он, только вот штук пять из них у меня уже сдохли. В кармане у меня лежал конверт, а в нем три тысячи долларов, заработанных на встречах с мужчинами. Я хотела отдать их Рэю, чтобы не чувствовать себя обязанной. Все придерживала конверт рукой, пока мы болтали, а потом объявила, что мне пора работать. Стоило мне оторваться от книги больше, чем на пару часов, как я уже не могла найти себе места. Когда мы выходили из кофейни, Рэй глянул на меня с любопытством и заметил – теперь ты больше похожа на себя. А я ответила – да, так и есть. И в тот же вечер купила билет домой.
27.10.19Ндулу устроил вечеринку по случаю двадцатипятилетия. Стоит глубокая ночь. Костер горит уже несколько часов, время от времени пламя неожиданно ярко вспыхивает. Лукас и Ндулу стоят чуть поодаль и готовятся через него прыгнуть. Недавно они посмотрели на Ютубе видео с Персидского фестиваля. Они разбегаются, но в последний момент Ндулу отпрыгивает в сторону, а Лукас падает в тлеющие угли.