— Ой, — смотрит на меня, дожёвывая часть блина.
— Что? — не сразу понимаю.
— Ты тут испачкалась, — тянется ко мне пальцем, и я не сразу замечаю, что на нём варенье. — Вот тут, — нарочно мажет меня сладостью. Только что не ощущала на коже ничего — и вот сразу что-то прилипло. — Я вытру, не переживай, — усмехается, приближаясь ко мне, но я быстро хватаю салфетку.
— Мама к самостоятельности с трёх лет приучала, — протираю испачканное место, и он застывает рядом с моим лицом. Вижу, как прокатывается язык внутри рта, создавая бугры с наружной стороны.
— Ясно, — кивает, откидываясь в своём кресле снова. — Самостоятельность.
Стоим на улице между машинами, а сбоку иногда показываются редкие прохожие.
— Почему ты мне помог? — вопрос меня изводит. Он уже отвечал на него, только мне будто чего-то не хватает.
— Потому что мог.
Вижу попрошайку, бродящего с кружкой, в которую, по его предположению, следует щедро сыпать мелочь.
— Ему ты тоже можешь помочь, только не торопишься.
Роман застывает с едой во рту, смотря на бомжа, а потом опускает стекло и давит на клаксон, привлекая внимание.
— Что ты делаешь? — не сразу понимаю, а он машет бездомному. Или тому, кто притворяется таковым.
— Подержи, — вручает мне свою коробочку, доставая из кармана несколько купюр. А попрошайка бежит в нашу сторону.
— Держи, брат, — вкладывает в чужую ладонь Роман деньги, и у парня округляются глаза. Он быстро оценивает ситуацию в салоне, принимаясь благодарить и дарителя, и меня, за то, что у меня такой щедрый мужчина.
— Давай, — машет Роман, закрывая стекло, и поворачивается в мою сторону. — Что?
— Зачем ты это сделал? — задаю вопрос.
— Блин, Карин, — усмехается он, забирая коробочку. — Потому что мог!
— Вот так просто?
— Зачем усложнять жизнь, которая и без нас охренительно сложная.
Вижу, с каким удовольствием приканчивает свою порцию, и задумываюсь. Неужели, такие люди реально существуют: кто бескорыстно помогает другим?
Отправив в мусор салфетки и коробки, отъезжаем от места, и Роман не говорит, куда едем.
— Сюрприз, — выжимает газ, и смотрю, как спидометр поднимается до непозволительной отметки в 100 км/час. Ехать не страшно, он умело ведёт, перестраивается и не играет в другими в пятнашки. Вливаясь в поток, принимает условия, но как только оказываемся на пустынной улице, сразу же становится гонщиком. Когда мимо мелькает перечёркнутая вывеска города, оборачиваюсь, провожая её взглядом.
— Да, мы в лес, — отвечает он на еще незаданный мною вопрос. — Нет, я не насильник, — продолжает, тут же бросая на меня взгляд.
— Даже не думала, — пожимаю плечами. Ну не так, конечно. Не то, чтобы он прям накинулся. Но попытаться — попытается.
Машина останавливается на поляне, и Роман первым покидает салон, призывая меня следовать за ним.
— Зачем мы здесь? — ёжусь в сумерках, и он отправляется к багажнику, как я полагаю, за пледом. Возвращается с пустыми руками, принимаясь стягивать с себя куртку.
— Забыл взять одеяло.
— Да не надо, — вяло протестую, только он уже набрасывает на мои плечи свою одежду, отдающую его тепло. И я хватаю края куртки, стягивая их, чтобы было комфортнее. И лишь сейчас замечаю, какое звёздное небо.
— В городе подобного не увидишь, — Роман облокачивается на машину, смотря наверх. — Казалось бы, какие-то мерцающие плевки. А сколько миллиардов глаз смотрели на одни и те же звёзды. Мечтали о чём-то, страдали. Рождались или умирали. А они всё там же.
— Ну вот я всё не могу понять, — не отстаю от него. — Почему ты помог мне?
— Ты опять?
Он цокает языком, даже история с попрошайкой не спасла от вопроса.
— Так и быть скажу, — задумывается, складывая руки на груди, и я вижу, как напрягаются мышцы на его бицепсах. — Но никому, поняла?
Согласно киваю, подходя ближе.
— Я — Робин Гуд, — снова дурачится, только смотрит при этом очень серьёзно.
— А я — Русалочка, — хмыкаю в ответ.
— Тогда нам не по пути, — кривит лицо, — принц из меня не выйдет. Слишком много минусов.
— Интересно узнать каких.
Пока что я вижу в этом человеке одни плюсы. Но так не бывает, идеальных не существует.
— Храплю иногда, — признаётся, но я лишь пожимаю плечами, определяя это, как незначительную деталь. — Ты тоже? — спрашивает у меня.
— Храплю ли я? — усмехаюсь. — Ну, конечно. Надрывно и на весь дом.
Мы болтаем: мило и непринуждённо, а потом он рассказывает о звёздах. Может, врёт, может, действительно разбирается в череде горящих точек.
— Ты замёрз, — смотрю, как потирает плечо, и намереваюсь отдать куртку, но он тут же перехватывает.
— Нормально. Оставь, — держит полы, запахивая их. И какое-то время просто молчим.
— Спасибо за вечер, — здесь я забыла о том, что в моей жизни всё не так, как хотелось бы.
— Просто накормил блинами и вывез тебя в лес, — усмехается. — Другая бы сказала, что я жлоб последнего уровня.
— Который подарил дом, — напоминаю.
— Это не я, это Горячев.
— Да, но…
— Т-с-с-с, — укладывает палец на мои губы, а потом проводит по ним вправо. — Иногда достаточно просто помолчать, — наклоняется ближе, и ожидает реакции. А я стою в его куртке в ночном лесу и хочу, чтобы он сделал то, что я не позволяла уже несколько раз. И тогда он впервые целует меня, и я понимаю, что в этом деле он не робкий мальчишка, а мужчина, который знает, чего хочет.
Глава 51
— Ты уверена, что нам следует съезжать? — Лиза ходит за мной по дому, пока я сортирую вещи. Прошли почти три недели с событий, за которые всё прояснилось в моей голове. Я долго оттягивала, но теперь решила: новый дом, новая жизнь, новый мужчина.
— Уверена, как никогда, — улыбаюсь, потому что хорошее настроение. — Так, — смотрю на часы. — Скоро машина будет. Квартиру я оплатила, объявление подала. Не думаю, что покупателей будет много, и мы сразу продадим дом, но с чего-то начинать надо.
Открываю дверь, замирая с открытым ртом. Потому что на пороге стоит Рубцов.
— Привет, — пожимает плечами, как ни в чём не бывало. Будто из командировки вернулся.
— Что тут делаешь? — задаю вопрос.
— Живу, Карина, — он оглядывается назад, где стоит группа поддержки в виде свекрови и какого-то мужика. Впервые вижу такого.
— Ошибаешься, ты ту не живёшь с того момента, как потерял дом, — заявляю на это. И плевать, что там соседи подумают. Надоело, правда. Постоянно на кого-то оглядываться, ждать одобрения или упрёков. Почему кто-то будет решать, как мне жить? Я и сама справлюсь.
— Я тут живу, Карин, — он бесцеремонно подвигает меня, и я изумлённо смотрю, как проходит в дом, окидывая его взглядом. Будто пытается понять, что здесь изменилось. Хозяин чёртов.
Он чужой. Осунулся, изменился в лице и, кажется, повадках. Не так ровно держит спину, и глаза будто потухли. Только пытается подражать себе тому, кого не стало больше трёх недель назад. Для меня не стало, да и для него тоже, потому что владелец фирмы «Максимальный комфорт» потерял свой бизнес.
— А я смотрю, ты зря времени не теряла, — его слова звучат надменно, и в них заложен смысл, будто он знает что-то важное.
— Если ты ищешь ведро с моими слезами, его тут нет, — заявляю на это. — Как и места тебе в здесь.
— Карина, это так неприятно, — подаёт голос свекровь, а мне плевать, что ей там приятно, а что нет.
— Почему ты всё ещё в этом доме? — задаёт вопрос Макс, только какое он имеет право?
— Потому что это МОЙ дом.
— Ух ты! — присвистывает, только я вижу в его глазах что-то алчное и жестокое, отчего становится страшно.
— И как же он оказался твоим?
— Тебя не касается!
Макс задирает голову вверх, и следую его примеру.
— Привет, Кир, — здоровается с сыном, который застыл в нерешительности у лестницы. — Папа вернулся.
Сжимаю зубы, чтобы не выдать что-то такое, о чём потом могу сожалеть. Только вместо того, чтобы броситься в объятья к Максу, Кир бросает взгляд на меня и говорит.