Ты совсем уже, Агния? — вопит внутри меня здравый смысл. — Ты позволяешь себя целовать практически незнакомому тебе мужчине? Ты снова хочешь попасть в это страшное болото? Вспомни, что вы с ним одни в доме и ты не знаешь, что у него на уме!
Последняя мысль отрезвляет лучше всего. Выплываю из этого неожиданного дурмана. Разрываю наш поцелуй, отворачиваю голову резко.
— Нет! — упираюсь ладонями в каменную грудь мужчины. — Что вы делаете?
Но Рокотов не позволяет мне отстраниться. Со стоном утыкается мне в шею и дышит очень часто, как будто пробежал только что длинную дистанцию.
Поднимает голову. У него такой шальной взгляд. Снова прижимает ладонь к своей груди.
— Ты чувствуешь, Насть, как оно бьётся? — спрашивает хрипло.
— У вас тахикардия.
— Только рядом с тобой.
— Бред.
— Нет. Знаешь почему?
— Не знаю и не хочу знать. Уходите.
— Я уйду. Но сначала я скажу. Ты очень напоминаешь мне женщину, которую я безумно любил. И рядом с тобой во мне просыпаются очень сильные чувства.
После этих слов прошивает страх. Так вот, в чём дело? Я ему кого-то там напоминаю? И теперь я должна заменить её?
— И что вы хотите от меня? — дрожит мой голос. — Я не стану той, другой женщиной. И… мне не нужна интрижка с моим работодателем. Простите, Тимофей Захарович. Думаю, мне больше не стоит оставаться в вашем доме. Утром мы с Артёмом уедем.
— Нет, Настя, — отступает он на шаг. — Вы не бойтесь меня, хорошо? Я не сделаю ничего против вашей воли, — голос его полон разочарования. — Работайте спокойно. Никуда уезжать не нужно.
— Я думаю, теперь уже очевидно, что это невозможно. Я не буду чувствовать себя в безопасности рядом с вами.
— Настя, вы не понимаете пока, но я вам объясню. Именно ради вашей безопасности вы должны остаться в этом доме. Денис рассказал мне кое-что о том человеке, который следил за вами. И…, — вздыхает тяжело. — Настя, простите меня, этого больше повторится. Я больше к вам не притронусь. Обещаю. Только никуда не уезжайте, пожалуйста.
Я ничего не понимаю… Рокотов смотрит на меня как-то очень странно, но… Почему-то я верю ему. Верю, что рядом с ним я в безопасности… Бред какой-то…
Он покидает мою комнату, а я остаюсь опять в растерянности.
Сна больше ни в одном глазу. И мне даже хочется, чтобы сын проснулся и отвлёк меня от этих пугающих мыслей.
А ещё меня сбивают с толку собственные ощущения. Неожиданный горячий поцелуй Рокотова распалил во мне то женское, что спало столько времени.
Это странно… И я почему-то чувствую вину перед Димой… Я не думала, что смогу когда-то такое испытывать к кому-то ещё, кроме него.
И перед Рокотовым тоже ощущаю нет, не вину, но… Получается, я его оттолкнула, хоть на самом деле во мне загорелась ответная страсть.
Нет, я всё правильно сделала, и знать ему о моих эмоциях не нужно. Но… он ведь пока не сделал ничего плохого. Он не набросился на меня, не начал давить своим положением. И пусть я дура, но я упорно верю ему.
И этот диссонанс не даёт мне покоя.
Вспоминаются слова Сабины. Рядом со мной человек в маске? Так может, Рокотов совсем не такой безобидный, каким хочет показаться?
Допиваю остатки чая, который он приносил. Но пить теперь хочется ещё больше. Накидываю халат, аккуратно выхожу из комнаты и тихонько иду на кухню.
Но проходя через гостиную, замечаю свет на улице на террасе. В плетёном шезлонге сидит рокотов. Только поза у него далека от расслабленной.
Сидит он, подавшись чуть вперёд и обхватив руками голову. Лицо искажено, как будто ему очень больно. Вдруг он вскакивает, всаживает с силой кулак в деревянное ограждение, а потом поднимает отчаянный взгляд на мое окно на втором этаже…
Это пугает. Зачем он так? Как понять, что у него в голове?
Неужели он так сильно любил ту женщину и теперь только из-за этого его так тянет ко мне?
Как бы там ни было, очевидно одно: я больше не могу оставаться в этом доме…
Глава 40
Кое-как доживаю до утра. Встаю рано, собираю сумку с нашими вещами.
Сегодня возвращается Ярик. Надо признать, с ним мне спокойнее.
Иду на кухню. Расчёт мне пока никто не давал, а значит, я должна приготовить завтрак.
В голове непрерывно крутится вчерашний вечер. Рокотов в моей комнате, его слова и … губы… Это как навязчивая идея.
Я понимаю, что не могу себе позволить оставаться в этом доме, но при этом сердце спорит с разумом и требует быть здесь.
Рокотова не видно и не слышно. Надеюсь, он спит.
На чистом автомате готовлю омлет и сырники. Бегу назад в спальню, чтобы проверить Тёмочку.
Уже на лестнице слышу Тёмкин плач, ускоряюсь, но пока дохожу до спальни, сын уже успокаивается, а когда я захожу, то вижу его снова на руках у Рокотова.
— Что вы здесь делаете? — разгоняется тут же от волнения моё сердце.
— Малыш плакал, я вошёл, — просто отвечает он.
— Не надо так делать! — выговариваю строго.
И тут же осекаюсь. Я повышаю голос на хозяина дома. Это уже вообще за гранью.
— Тимофей Захарович, — забираю сына из его рук, — я хочу уехать домой. Сегодня! Сейчас!
Сегодня лицо Рокотова холодно и спокойно, от вчерашних эмоций не осталось и следа.
— Нет, — тихо отрезает он. — Я не могу вас отпустить.
— Что? — оседаю я. — Я что, у вас в плену? — бледнею, потому что вся кровь отливает у меня от лица.
— Нет. Но уехать я вам не разрешаю, — отрезает, а по его взгляду понятно, что спорить бесполезно.
Уходит, а я оседаю на кровать в полном шоке. По венам снова начинает растекаться то ледяное чувство страха и неуверенности, которых я так боялась раньше.
Я снова ничего не контролирую в своей жизни, снова завишу от воли непонятного мне мужчины и чувствую себя в плену, хоть он и сказал, что это не так.
Пробую набрать Ярика, но… телефон у него недоступен.
Опять? Чёрт тебя побери, Ярик! Почему каждый раз, когда ты мне так нужен, ты исчезаешь куда-то, а появляешься потом в самый неожиданный момент.
Я отчаянно уговариваю себя не поддаваться панике. И в этом мне отлично помогает сынок. Он снова капризничает и мне приходится бросить все силы на то, чтобы его успокоить.
Малыша всё ещё беспокоят ожоги. Пострадавшие места все ещё покрасневшие, есть парочка небольших волдырей. Обрабатываю ожоги, спаиваю малышу лекарства. Его нужно покормить, а кашка его осталась на кухне.
Выходить из комнаты не хочется, но выбора у меня нет. Очень надеюсь, что Рокотов уже уехал по своим бесконечным мегаважным делам.
Но, выйдя на кухню, я натыкаюсь на него, сидящего за столом и поглощающего приготовленный мною завтрак.
— Настя, твои сырники бесподобны, — как ни в чём не бывало говорит он.
Смотрю на него и не знаю, как себя вести. Какой странный человек. То горячий и страстный, то ледяной, а теперь пытается быть своим в доску, притворяясь, что ничего ночью не случилось.
— Вы не имеете права удерживать меня с сыном против моей воли.
— Насть, ты реально считаешь, что мне есть до этого дело? — выгибает бровь.
— Где Денис? Почему у него телефон недоступен?
— У него дела. Зачем тебе Денис? — спрашивает недовольно.
— Он мой друг.
— Только друг? — настойчиво и мрачно.
— Это наше с ним личное дело.
— Ах так? — ещё больше мрачнеет его лицо, рука сжимает вилку так, что, мне кажется, металл сейчас погнётся в его пальцах.
Страх сжимает внутренности. Я отступаю медленно. А Рокотов смотрит на меня как будто сейчас убьёт взглядом.
И снова я чувствую себя жертвой перед хищником, Я понимаю, если сейчас побегу, он тут же настигнет и сожрёт. Поэтому я медленно пячусь назад, хоть и понимаю, что в этом доме мне от него не скрыться.
— Не бойся меня, — цедит он.
— Вы меня пугаете. Я не понимаю, что происходит, — отвечаю звенящим от страха голосом.
— Поверь, — зажмуривается он так, как будто пытается совладать с собой, — пугать тебя я хочу меньше всего. Запомни, здесь ни тебя, ни сына никто не обидит.