Отчаянный рукопашный бой на лесистых отрогах не утихал. С прибытием егерей дела у противника пошли веселее. Баррикады-завалы, судя по сносимому в нашу сторону белому дыму, разбивали одну за другой. Егеря активно перемещались, заходили с флангов, лезли через самые труднодоступные лощины, действуя решительно и неотвратимо. Пока спасало лишь то, что большая их часть приняла сильно вправо и застряла перед непреодолимым ущельем — обычная ситуация в условиях отсутствия карт, надежных проводников и прямой видимости.
Я оглянулся на отряд, уходящий все дальше, к горному хребту, за которым скрывались долина речки Вучай, гостеприимные горы и… ровное Приедорско поле. Да, мы сами лезли в ловушку, но почти все оккупанты либо сидели по городам в гарнизонах, либо стерегли несколько дорог, либо бились сейчас с гайдуками. Мелькнула и пропала мысль вернуть всех боеспособных и попытаться опрокинуть тирольцев. Были бы со мной русские чудо-богатыри, так бы и сделал — они и не из таких переделок выходили с победой, на штыках выносили любое дело. Но вчерашние пастухи и рудокопы, сельчане и жители городков, влившиеся в мой отряд, и даже неполные две сотни герцеговинцев, пришедшие со мной из Черногории, — все эти мужественные воины не знали, что такое штыковой натиск. Только он мог нас спасти…
Гайдуки гибли, но не как мальчики для битья. С изумительной быстротой они перемещались по лесу, умудрялись по незаметным канавам просочиться в тыл егерям и задать им жару. Лесная горная схватка была их стихией, ее правила они впитывали с молоком матери. Тирольцы тоже крепкие ребята и опытные бойцы, но герцеговинцы их превосходили. Только численное преимущество и спасало врага, а штрайфкор, похоже, вырезали до последнего человека. Хорошо, если Узатиса тоже на тот свет отправили.
— Йуриш! — не смолкал в чащобе боевой клич гайдуков.
На гору вернулись единицы. Телохранители Ковачевича принесли на носилках из жердей и егерской шинели изрубленного воеводу — без сознания, но живого. Я склонился над ним, поцеловал в лоб.
— Спасибо тебе, старый юнак!
Гайдуки торжественно отсалютовали. Мы разобрали лошадей и помчались догонять главную колонну. Осиротевших, лишившихся хозяев коней было слишком много. Они скакали рядом с верховыми и иногда издавали тоскливое ржание — словно плач и укор нам, выжившим.
* * *— А это еще что за черт побери?
Удивление мистера Икса завладело и мной — откуда посреди дикой Боснии железнодорожные пути? Причем с нормальной, а не узкой колеей, как в Далмации. Наткнулись мы на чугунку случайно, обходя Приедор с востока. Расспросили местных. Нам поведали невероятную историю — еще до восстания австрийцы начали строить в Боснии железную дорогу, чтобы связать Загреб с Константинополем. Но в 1875-м строительство заглохло из-за вспыхнувших боевых действий. На тот момент был сооружен лишь короткий участок от хорватской границы до Баня-Луки. По нему даже регулярно ходил поезд, причем его ждали на полустанке возле деревни через какие-то два часа.
Состав, на котором наверняка возили снабжение в Баня-Луку! Но на севере, всего в пяти верстах, виднелись отроги Козары, наше спасение.
— Даже не думай. Уничтожение коммуникаций — первейшая задача. Если мы захватим поезд, никто даже спохватиться не успеет, а до гор добежим, лошадей у нас хватает.
Я прикинул — последний бой в горах крепко подпортил настроение нашим преследователям, а часть гайдуков сумела уйти в сторону Саны, утянув австрийцев за собой. То есть дали нам минимум семь-восемь часов форы.
На пути затащили и поставили поперек, будто застряла, повозку с впряженным осликом, а ее хозяин побежал навстречу паровозу, размахивая белой тряпкой. Поезд с шипением окутался паром и встал, пыхнув в небо черным дымом, из последнего вагона посыпалась охрана в осточертевших австрийских мундирах. Под командой офицера, изрыгавшего немецкие проклятия в адрес свинских собак, задниц, ленивых слонов и прочего зоопарка, солдаты добежали до повозки и всем скопом принялись спихивать ее с путей.
— Непуганые… — только и успел высказаться мистер Икс, как залп снес половину австрийцев.
За следующую минуту наши меткие выстрелы добили растерянных немцев, гайдуки запрыгнули в вагоны и выбросили наружу еще пару человек, рискнувших сопротивляться.
А затем пригнали два десятка австрийских инженеров и чиновников, ехавших инспектировать состояние путей и вокзальных строений. Ну и парочку интендантских офицеров, которых при одном взгляде на разбойные рожи герцеговинцев колотило от страха. Среди штафирок героев тоже не сыскалось, и допрос пленных тут же принес две новости, хорошую и плохую.
Плохая состояла в том, что Куропаткину не удалось удержаться на пограничной реке Зрмане и он почел за лучшее отступить. Причем австрийцы были уверены, что этим не ограничится — из Хорватии и Триеста нагнали частей, командовать поставили Георга фон Кеса, и тот обещал взять Сплит не позднее, чем к осени.
Хорошая же… Поезд шел из Баня-Луки, где размещался штаб 3-го корпуса и тыловые части, охранявшие огромные склады. Причем половину их строевого состава не столь давно отрядили в погоню за неким Weißer-General и город до прибытия через два дня подкреплений из Венгрии почти беззащитен.
Не знаю как, но у меня сложилось твердое ощущение, что мы с мистером Иксом понимающе переглянулись.
— Ты думаешь о том же, о чем и я?
Можно было и не спрашивать. Садимся на поезд, на ближайшем разъезде переставляем паровоз и с полным комфортом въезжаем в Баня-Луку! И от егерей оторвемся, и шороху знатного наведем!
— А если еще штаб накроем… — в голосе моей чертовщины послышались мечтательные нотки.
Может, и выгорит. Во всяком случае, кроме полудиких американцев с их «Паровозной гонкой» никто ничего похожего не делал. Нас в Баня-Луке точно не ждут, а внезапность — мать победы! Но все-таки, соваться в город без разведки…
— Почему без? Встанем не доезжая до города, вышлем дозоры. А потом ночью, как снег на голову… Или можем переодеться в австрийское.
Что-о-о? Это вообще против всех правил и обычаев войны! Пойманного в чужой форме безо всяких разговоров вешают, как шпиона!
— Ладно-ладно, не кипятись. Можем и без переодеваний.
Обдумав, я понемногу загорелся. Идея была столь же авантюрной, сколь и все наши предыдущие проделки, и вполне могла удаться. По болгарской привычке перерезали телеграфные провода, отряд разделили на две части — сколько влезет загрузится в вагоны, остальные погонят следом всех наших лошадей.
Паровозная команда, с которой обходились весьма вежливо, без понуканий, дала пары, и мы тронулись. Первая часть пути заставила понервничать — поезд шел по прямой, как стрела, колее и по почти безлесной равнине. Останови нас кто-нибудь, как мы остановили австрийцев — и неизвестно, как дело обернется. Потому на разъезде выгнал почти половину отряда в охранение, пока паровоз перегоняли в голову состава.
Полустанки проходили не останавливаясь, но когда впереди замаячило большое село Омарска, я напрягся. Но нет — путеец степенно помахал нам флажками, даже не поинтересовавшись, чего это поезд возвращается раньше времени.
— Тут ходит всего один поезд, столкновение невозможно, — меланхолично объяснил такое благодушие австрийский инженер.
Его, самого говорливого, мы расспрашивали по дороге — первая остановка до Баня-Луки в Рамичах, оттуда до Баня-Луки примерно десять их богопротивных километров, а всего надо проехать полсотни. Как раз встанем в Рамичах, к утру дойдет конная часть отряда, если, конечно, по дороге не ввяжется в бой. На такой случай им приказано уходить на Козару.
Рассказали пленные и о ситуации в целом — по всей стране множились отряды партизан, участились нападения на обозы и фуражиров. Снабжение войск в центре Боснии осуществлялось только в составе больших транспортов под многочисленной охраной. Ну, это мы и сами видели. Австрийские полки теснились в лагерях при городах, контролировали крупные дороги, но в примыкавшие к ним горы старались не соваться. Единственный крупный успех, которым мог похвастать Филиппович, — это разгром отряда Хаджи Лойа и его пленение. Но партизан эта неудача не обескуражила, они продолжили нападения. Больше всего потерь несла гонведская кавалерия, на которую была возложена задача патрулирования дорог и мелкие вылазки, которые редко обходились без большой крови. В ответ австрийцы усилили зверства. Население поселков, около которых нападения случались чаще, частью изгонялось, частью уничтожалось. Так сожгли знакомое нам Донье-Крчевине, и счет таких селений рос с каждым днем. А лишившиеся имущества и крова уходили в горы, пополняя число повстанцев.