— Осень, а тепло, — подставляя лицо ласковому солнцу сказал генерал-паша. — Холодно в горах, хоть тут немного отогреюсь. Как представлю грядущие зимовки в горных кошарах, мурашки по телу.
— Сербы говорят не кошары, а катуны, но они вам не грозят. В Сараево будете зимовать, — уверенно ответил я.
— Вы так думаете?
— А тут нечего думать. Если Филиппович не выведет свой корпус из Боснии, ему придется к рождеству капитулировать.
— Русские знают толк в зимней войне, — с одобрением отозвался Кундухов.
— Возможно, это случится еще раньше, — продолжил я радовать собеседника новостями. — Открою вам секрет: со дня на день на Военной границе вспыхнет восстание граничаров и сербов-босницев, которые сбежали туда за последние три года. Сил они с нашей помощью накопили изрядно. Как и оружия.
— Это значит?.. — неуверенно произнес Кундухов.
— Это значит, что Австро-Венгрия затрещит по швам. Им станет не до Боснии с Герцеговиной. Даже Далмация на время обретет спокойствие.
Кундухов восторженно воскликнул:
— Вижу, что природа щедро наградила вас лучшими качествами человека, выше обыкновенного. Отвага и великодушие ваше завоевало все сердца, я не смогу заменить вас ни при каких обстоятельствах, но постараюсь. Мне нужно раскрыть вам один секрет, не могу больше его скрывать.
— О чем вы, Муса Алхасович?
— В Боснию я попал не только благодаря просьбам турецких генералов. Меня об этом попросили англичане.
Я удивленно посмотрел на него. Такое признание дорогого стоило, оно выводило наши отношения на новый уровень доверия. Все ж таки Кундухов — плоть от плоти кавказец, у него столь остро развито чувство чести, что предательство — не его стезя.
— Возможно, я тоже смогу вас удивить, Муса Алхасович, — сказал я после секундной заминки. — В бумагах покойного Деспотовича Алексеев нашел странное. Полковник вел обширную переписку с Белградом, но ему никто не поручал агитировать за сербский протекторат над Боснией. Князь Обренович считает, что время еще не пришло, что у него недостаточно сил конфликтовать с Австрией. Напротив, он хотел вставлять нам палки в колеса и ругал Деспотовича за излишнее рвение. И тем не менее Милета поступал по-своему, будто чья-то рука его подталкивал к этому.
Дядя Вася не смог смолчать:
— Говорил же, из Балкан хотят сделать пороховую бочку Европы. Англичане, это их почерк. Вдолгую играют. Закладки на будущее создают. Стихийный национализм балканцев, превращенный в национальную политику, — этого нужно бояться и ни в коем случае не допустить хотя бы здесь, в Боснии.
Кундухов, будто услышав мой внутренний голос, решился на признание:
— Есть такой английский шпион и дипломат, Джемс Лонгворт. Дословно он сказал мне так: «Постоянное бурление — вот, что нам нужно на Балканах!»
— И что же вы?
— Я? Меня просили помешать вам в случае успеха повстанцев. Но я сделал свой выбор. У черкесов появится новый дом, и я буду защищать в нем мир всеми возможными способами. А Лонгворт пусть катиться к шайтану на свидание!
Мы рассмеялись.
Игруньи-белки ускорили свой ход, их безмолвная спираль понеслась, замелькала пред глазами.
— Михаил Дмитриевич! — продолжил Кундухов. — Ведь у меня есть и другие обязательства. Мои друзья в Константинополе, они не понимают идеи Боснийского королевства. Да, можно считать, что султан предал боснийцев, но все же концепция независимого государства, созданного из самых западных санджаков, — это не то, что готов принять мусульманский мир. Да и весь мир в целом.
Я улыбнулся:
— Не нужно видеть во мне неразумного политического безумца, этакого Савонаролу, готового ради своих идей уничтожить Флоренцию. Конечно, я понимаю, что великие державы костьми лягут, но постараются нам помешать. Но как сказал мне один умный человек, проси больше, больше получишь!
Муса восторженно сверкнул глазами:
— Неужели вы просто играете с большим концертом[32]? А, я понял: у вас есть план, как победить не только на поле боя, но и за столом переговоров!
Конечно, я с самого начала размышлял над перспективами будущих международных переговоров, на которых будет решаться судьба Боснии и Герцеговины. Прикидывал разные варианты и склонялся к мысли, что при выборе плохого и очень плохого, то есть Босния в руках Вены или Босния в руках османов, лучше предпочесть последнее, но при условии полной автономии по примеру недавнего устройства сербских и черногорских княжеств. Так что почему бы и не быть босно-герцеговинскому княжеству?
Возможно ли достижение в нем консенсуса? Здесь все кругом чего-то боятся, несмотря на кровное родство, — одни, что их отдадут на произвол сербов, другие не хотят возвращения османов и арнаутов, все вместе ненавидят швабов. Страх — неплохой базис для достижения внутреннего согласия. Если сбросить излишнее электричество и не позволить втянуть в балканское безумие боснийцев, кто знает, быть может, такой центр силы утихомирит горячие головы и у соседей?
Мечты? Будущую мясорубку не остановить? По крайней мере, стоит попытаться. Вот пусть этим и займется Кундухов, славяне всегда были благосклонны к варягам на престоле.
Все эти соображения я подробно растолковал Мусе Алхасовичу. Сложность задачи его не испугала.
— Мои дела в Боснии, генерал-паша, подходят к концу. Теперь ваш черед занимать высоту.
— Вы же не оставите нас своим попечением? — с тревогой спросил Кундухов.
— Ну что вы, Босния и Герцеговина отныне в моем сердце. Меня ждут сражения за нее в гораздо более сложных обстоятельствах.
— Я понял!
Кундухов крепко пожал мне руку и удалился.
Адриатическое море снова завладело моим вниманием. Все мысли устремились к будущим переговорам, к тому, где искать ситуативных союзников, чтобы снова не вляпаться в новый Берлин.
С Петербургом понятно — Горчакову не простят повторения национального унижения. Англичане нынче считали, что устроили все свои дела на континенте и особого желания влезать в его дрязги не имели — так, гадили и шалили, но без огонька, по долгу службы. Не понимая, что рядом растет не по дням, а по часам серьезный враг в лице Германии. То есть сами джентльмены инициативы с международном конгрессом проявлять не будут, а если переговоры начнутся, то присоединятся к мнению большинства. И повторится Берлин, новый триумф свинского Бисмарка. Он хоть и трубит, что Балканы не стоят костей ни одного померанского гренадера, но ловко разыгрывает эту карту в надежде взять под контроль австрийцев. И все безмолвствуют!
Правда, есть нюанс. Италия с Францией не останутся столь безучастны, как случилось с Болгарским царством — далматинское побережье очень даже их интересует. Италия — ладно, кто ее принимает всерьез, но вот Франция… Как бы столкнуть британские и французские деловые круги, подкинув им идею крупных транспортных проектов в Боснийском королевстве? Чем еще можно заинтересовать господ с Даунинг-стрит?..
— Не по нам эта задачка, Миша, — вмешался в поток моих размышлений Дядя Вася. — Мы, генералы, мыслим иными, чем дипломаты, категориями. Нужен большой человек, такой, кто наизусть знает все коридоры мировой политики.
Где ж такого взять?
— Может, папаша твоей АМ на что сгодится?
Ну, не знаю, тут вилами на воде все писано. Я думал о европейском турне, о том, чтобы серией публичных выступлений взорвать болото всеобщего благодушия, раскрыть всем глаза на германскую угрозу.
Дядя Вася явно не впечатлился:
— Мечтая о мире, готовься к войне! Вот бы чем нам с тобой заняться. Производство в России отстает и от Англии, и от Германии. А раз так, то воевать нам будет очень тяжело. Значит, надо подстегнуть военную промышленность, чтобы в нужный момент нам хватило и ружей хороших, и снарядов в достатке.
И того, что было в видениях о будущих войнах? Железных птиц, сухопутных броненосцев, ручных картечниц?
— Все нужно. Помнишь, я спрашивал про Хайрема Максима?