— Нет, я не собираюсь этого делать. Особенно потому, что я начинаю думать, что он действует без ведома или одобрения компании, которую представляет. Я полагаю, что он просто пытается увеличить ценность переговоров, чтобы соответственно повысить свои комиссионные с продаж.
— Какой поганец!
— Точно, — соглашаюсь я, целуя её лицо. — Но давай закончим с работой. У меня есть предложение для тебя.
— Ты сегодня полон сюрпризов, — бормочет она, заставляя меня рассмеяться, и я цокаю языком.
— Я удивительный человек, моя дорогая.
— Чего ты хочешь?
— Обмен. — Она прищуривается с подозрением.
— Какой?
— Я хочу познакомить тебя со своими друзьями. — Джулия мгновенно напрягается, и это вызывает у меня смех. — Подожди, как я уже сказал, я собираюсь предложить тебе обмен. Сначала я познакомлюсь с твоими подругами, а потом ты познакомишься с моими друзьями.
— Почему?
— Потому что я хочу тебя. — Я повторяю свои слова, которые сказал её в кабинете, и она прикусывает губу, выглядя теперь чуть более доверчивой, чем в первый раз. Лия долго вздыхает, прежде чем покачать головой.
— Ты уверен, что готов к этому? Они собираются разорвать тебя на части. — Предупреждает она, и моя улыбка становится шире.
— Я родился готовым, куколка. — Я шепчу её собственные слова ей в губы, и Джулия бросается на меня, прижимая свои губы к моим и обхватывая меня между ног. Если это моя цена, то я определённо более чем готов.
47
ДЖУЛИЯ
— Я торжественно клянусь не делать ничего хорошего! — Говорит Алина, поднимая ладонь, когда я открываю перед ней дверь своей квартиры, и закатывает глаза.
Я оставляю дверь открытой и захожу внутрь, чувствуя, как колотится моё сердце, и это не имеет никакого отношения к тому, что моя подруга собирается пытать Артура. Я никогда не сомневалась, что это произойдёт, и предупредила его заранее. К тому же, я чувствую, что вот-вот сорвусь, потому что мы занимаемся этим.
Неужели у меня дрожат руки? Кажется, они действительно дрожат! Боже, зачем я это делаю? Потому что ты хочешь его так же сильно, как он хочет тебя. Мой разум подсказывает ответ, и я поворачиваюсь к Алине, которая вешает свою сумочку на один из крючков, прикреплённых к стене рядом с дверью. Заметив мой взгляд, она поворачивается ко мне и наклоняет голову.
— Ты готова признать это? — Спрашивает она, и я открываю рот. Облизываю губы и быстро отвожу взгляд, прежде чем снова сосредоточить его на своей подруге.
— Я боюсь, — тихо признаюсь я. Сначала Алина смотрит на меня серьёзно, но затем запрокидывает голову в громком и характерном смехе. Я раздражённо рычу. — Не понимаю, зачем я продолжаю с тобой разговаривать! — Жалуюсь я, бросаясь на диван и обхватывая голову руками.
Я слышу её шаги, затем чувствую, как она садится рядом со мной. Она касается моих рук, заставляя поднять лицо, и кладёт указательный и средний пальцы мне на подбородок.
— Наконец-то я дожила до того дня, когда Джулия Лисбоа признала это вслух, — говорит она резким тоном и взглядом.
— Это не смешно.
— Да, это смешно! И к тому же очень вкусно! Наконец-то! — Она поднимает руки вверх, широко раскрывает глаза и выдыхает через рот. — Ты не сможешь вечно жить в своём защитном пузыре, Джу. Защищать себя это, конечно, хорошо, но и причинять себе боль тоже необходимо. Животные меняют перья, шерсть и кожу, и нам это тоже нужно. Даже если мы надеваем защитные щиты, это не отменяет этой потребности. Я понимаю, что тебе причиняли боль, но каждый человек в какой-то момент своей жизни испытывает её, смирись с этим!
Я запрокидываю голову и моргаю.
— Я не в той комнате? — Спрашиваю я, приподнимая бровь. — Потому что я думала, что это будет сеанс поддержки Джулии, а не насмешек.
— Что ж, — она поднимает руки и ударяет ими по своим бёдрам. — Это сеанс «Давно пора, Джулия!» И, между прочим, я тебя поддерживаю. А это значит, что пора наконец положить конец сеансу сострадания Джулии к себе.
— Это не сострадание к себе, это…
— Что? Страх? — Перебивает она меня. — Желание защитить себя, которое мешает тебе жить полной жизнью?
— Я не знаю, как это сделать, — признаюсь я, отводя взгляд, но пальцы Алины заставляют меня снова встретиться с ней глазами.
— Никто не ждёт, что ты всё знаешь. Ты просто должна быть готова учиться.
— Разве я не этим занимаюсь? — Спрашиваю я, указывая на квартиру вокруг нас, мою квартиру, которая уже готова принять Артура и моих подруг.
— Не отступай, — слышу я, не зная, просьба это, предупреждение или приказ.
— Я должна сказать ему, — произношу я вслух, — о самом большом источнике моих страхов. О том, что вызывает во мне смесь тревоги, беспокойства и стыда. Да, стыда.
— Тебе это нужно, но сначала ты должна признаться себе в своих чувствах.
— И разве я только что не сделала это?
— Ты призналась, что боишься, этого чувства.
— Что ты хочешь, чтобы я сказала? — Спрашиваю я, и она поднимает брови. — Мне нравится он, ясно?
— Нравится? Тебе, что двенадцать лет? Выбирай правильные слова, Джулия! Боже мой!
— Я люблю его, чёрт возьми! Безумно люблю самого большого идиота в Сан-Паулу! В чём, чёрт возьми, моя проблема? — Я ударяю Алину по руке, освобождая подбородок от её прикосновения, и откидываюсь на спинку дивана, прикрывая глаза рукой.
— Вот так. Теперь всё в порядке. Ты должна ему сказать, — убеждает Алина. — К тому же, у Артура, может быть, и плохая память, но я считаю маловероятным, что у остальных четырёх его друзей она такая же. И, как доказывает сегодняшний ужин, этот человек действительно хочет, чтобы ты сделала решительный шаг.
— Пять.
— Пять чего?
— Пять друзей. Есть ещё Милена, я познакомилась с ней во время вечеринки на яхте. Из всех них, я думаю, она, скорее всего, запомнила меня.
— Я всё ещё не могу поверить, что он просто не помнит. — Я слабо смеюсь и пожимаю плечами.
— Я действительно не удивлена, — вздыхаю я.
— Ты боишься за свою работу или за него? — Спрашивает она, и мне хочется ответить, что это связано с работой.
Я бы сказала, что боюсь потерять то, что только что создала, но что уже стало частью меня. Однако это было бы неправдой. Потому что, когда я думаю о том, чего больше всего боюсь потерять, о самой высокой цене, которую могла бы заплатить за правду, мои мысли не о «Браге» или моей работе, а об Артуре.
Когда я чувствую стыд, то не за то, что последние десять лет своей жизни занималась проституцией, и не за то, что говорю об этом вслух. Мне стыдно, что я боюсь признаться Артуру. Меня гложет беспокойство, что его мнение обо мне изменится, как только он узнает. Я никогда не думала, что когда-нибудь почувствую нечто подобное.
— Из-за него, и я ненавижу это чувство. Дело не во мне, Алина. Я не отношусь к вещам так, я вообще не такая. — Она тихо смеётся, словно знает что-то, чего не знаю я.
— Ты ошибаешься, Джу. Чувства не совершенны. Они не подчиняются логике, иначе их можно было бы назвать не чувствами, а логикой. Чувства не подчиняются ни правилам, ни планам. Они просто есть и отказываются быть чем-то иным, кроме того, что они есть. Их невозможно контролировать. Это было не то, что ты чувствовала, потому что годами ты отказывалась что-либо чувствовать.
— Это неправда. Я люблю тебя, я люблю девочек. По-своему, мне даже нравится Кристина.
— Я знаю. Но вся эта любовь, все эти чувства даются легко.
— Если ты думаешь, что любить тебя легко, то ты явно себя не знаешь! — Перебиваю я её, и она закатывает глаза.
— Я не буду об этом думать. С нами легко, потому что не нужно беспокоиться о том, что ты не можешь эти чувства контролировать. Ты уверена в них. Ты встретила нас первыми, у тебя был опыт, а потом пришла любовь. С Артуром всё иначе.
— И как, по-твоему, я должна с этим справляться? — Спрашиваю я раздражённо. — Почему к этому дерьму не прилагается инструкция по эксплуатации?