– Что ты имеешь в виду?
– Она могла уйти не по своей воле? – повторила твердым голосом. – Я слышала, последнее время в городе часто пропадают люди. Не могут ли эти события быть как-то связаны?
Выражение его лица не изменилось. Этот человек прекрасно менял маски, поэтому даже я не смогла разобрать, собирается он соврать мне или нет.
Его брови едва заметно нахмурились, а в глазах проскользнула эмоция, которую у меня не получилось уловить.
– Даже если и так, я не нашел этих людей.
Устало выдохнув, я отвела взгляд к окну за его спиной.
Черт возьми, ну не мог он заниматься этим дерьмом! Не мог он торговать людьми, похищенными из Синнерса. Что, если за этим стоял не городской совет, а кто-то выше? Может, Уильямсы единственные пользовались услугами Круга, а ноги росли… Ну, например, со стороны полиции? Зная, какие ублюдки там работают, я бы не удивилась.
Мой взгляд вновь вернулся к отцу.
– У мамы были браки до тебя? – спросила я, пытаясь выжать из него как можно больше информации, пока он пьян.
Не отводя от меня помутневших глаз, отец поджал губы в презрительном жесте. Вот, собственно, и ответ.
– Был. До меня она вышла замуж за Адриана Картрайта.
Я наигранно нахмурилась.
– Тот, что из Синнерса?
– Именно. В школьные времена мы с Адрианом были друзьями. Я сам не ожидал, что найду близкого человека на другой стороне, но так уж вышло. Мы общались компанией, пока в один момент твоя мать не изменила мне. С моим, черт бы его побрал, лучшим другом.
И вот сейчас я действительно замерла от удивления.
– Изменила? Мама?
Отец коротко кивнул. На его шее выступили красные пятна, и я подумала о том, не зашла ли на запретную территорию. Хотя терять мне было уже нечего.
– Они начали встречаться, а после школы твоя мать вышла за него замуж. – Его губ коснулась злобная усмешка. – Я знал, что эти отношения не продлятся долго. Вивьен не говорила, что конкретно между ними произошло, но однажды вернулась ко мне и попросила прощения. Конечно, я простил ее, потому что слишком сильно любил и был чертовым слабаком.
Он опустил взгляд и постучал указательным пальцем по рамке с фотографией.
– Только знаешь, что произошло дальше? – Его глаза вновь нашли мои, но теперь в них плескалась ярость. – Она продолжила мне изменять. Она уходила к Адриану каждый раз, когда я засыпал. Даже когда у нас родилась ты. Понимаешь, почему я делал всё, что ты видела?
И нет, и да.
Измена – худшее, что может произойти в браке, но это не повод причинять человеку физическую боль. Лучше бы они развелись, чем продолжали страдать и заставляли ребенка наблюдать за своей руганью.
Но в моей голове, блядь, не укладывалось, как мама могла изменять отцу, если он на самом деле любил ее и делал всё, чтобы она была счастлива.
Хотя…
Если сначала я засомневалась в его словах, то сейчас начала вспоминать. Мама и правда часто сбегала из дома, только никто, кроме меня, этого не видел.
Однажды, когда папа был на работе, она приехала домой с другим мужчиной, и перед расставанием он поцеловал ее в губы. Маленькая я думала, что так делают все взрослые люди – будто это знак уважения или дружбы.
Но вот как оказалось на самом деле.
Она предавала своего мужа, уходя к другому.
Странный звук резко выдернул меня из мыслей. Сфокусировав взгляд, я увидела, как по щеке отца стекает первая слеза.
– Я хотел причинить ей боль, Дарси… – сокрушенно прошептал он. – Я хотел сделать так, чтобы она страдала. Чтобы она чувствовала то, что чувствовал я. Поэтому стал вымещать свою боль на ее теле и разуме.
Мое сердце обливалось кровью. Нет, я всё еще считала его поступки неправильными, но представляла, по какому лабиринту он ежедневно бродил в своих мыслях. Натыкался на глухие стены, разрушал их, возводил заново и залеплял трещины скотчем.
Это больно – осуждать родного человека, но в какой-то степени понимать его.
Я понимала, но не принимала.
Потому что это моя мама. Мой самый родной и близкий человек, которого я выгораживала всегда, даже когда он совершал ошибки. Потому что я любила ее даже тогда, когда она была неправа.
Сделать то же самое в отношении отца было тяжелее. На это мне потребовалось двадцать лет, но даже сейчас я не была готова простить его. Да и не знала, смогу ли когда-нибудь сделать это.
– Я всё прекрасно понимаю, Дарси, – всхлипнул отец, переставая сдерживаться. – Я понимаю, насколько это ужасно. И насколько ужасно то, как я… как я обращался с тобой…
Он поднялся из-за стола и, пошатнувшись, подошел ко мне.
Я хотела сбежать, чтобы не видеть его страданий, чтобы оградить свое сердце от неминуемой боли, чтобы перестать так сильно чувствовать, но было слишком поздно. Отец упал и содрогнулся от рыданий, уткнувшись лицом в мои колени.
– За что мне всё это? – всхлипнул он надтреснутым голосом, словно раненое животное. – Что я сделал, чтобы страдать так до конца жизни? Я ведь любил ее, Дарси! Я был готов отдать за нее свою чертову жизнь, но даже этого ей было недостаточно!
Я смотрела прямо перед собой, не опуская взгляда, и слышала, как от сердца откалывается кусочек за кусочком. Ощущение, будто кто-то бросал камушки в стекло, а оно медленно покрывалось трещинами, готовясь к тому, чтобы вдребезги разбиться.
Треск.
Треск.
Треск.
И хоть внутри меня происходила настоящая война, по лицу не скатилось ни слезинки. Может, я разучилась плакать, а может это просто затишье перед бурей.
Еще секунда – и окончательно разобьюсь.
– Прости меня, Дарси… – пробормотал отец, а слез становилось всё больше и больше. – Пожалуйста, прости меня хотя бы ты…
Я впервые опустила взгляд и встретилась с его умоляющими глазами. Я не могла обещать ему прощение, да и не знала, хочу ли в принципе прощать.
Поэтому могла дать лишь надежду, которая осталась на дне Ящика Пандоры.
– Я постараюсь.
Глава 25
Наконец-то наступило двадцать пятое декабря.
День, который я ждала весь месяц.
Леонор подобрала мне самое роскошное платье, которое я когда-либо видела. Струящаяся шелковая ткань лилового цвета спускалась почти до щиколоток и идеально очерчивала изгибы, а высокий разрез открывал бедро, которое Бишоп любил кусать в порыве страсти.
Я подкрутила волосы и надела вместо очков линзы, после