Учится она так себе. Я не придаю большого значения учебе, лишь бы не двойки изо дня в день, а остальное неважно. Она девочка, ей попроще будет. Единственное, что мне не нравится в жизни Леры — это я сам. Свою мать она никогда не видела, да и невозможно это, а я при всем желании материнскую фигуру заменить ей не смогу, так что мне остается только пытаться быть хорошим отцом.
Отец-одиночка для других родителей зачастую выглядит, как что-то плохое. Мало кто по достоинству может оценить, насколько тяжко может быть растить ребенка в одиночку, тем более девочку. Я ведь даже о самых простых вещах типа месячных не могу с ней поговорить. Как выглядел этот диалог? «Ты не умираешь, это пройдет». Ну, поддержка великолепная. Возвращаясь к предыдущей теме, ну остальные дети время от времени на Лерку косо поглядывают. Родители науськивают, мол, вон, посмотри, папаша наверняка бухает, весь помятый, а на этой оборванке одежда дешевая, вместо того, чтобы на каждый предмет по тетрадке носить, таскает в школу парочку на девяносто шесть листов, и там у нее вообще все, нищие небось. Ясное дело, что будучи еще в первом классе, Лера об этом особо не задумывалась, вряд ли у нее было понимание, что мы какие-то не такие. Но вот переходный возраст это, конечно, да. Правда в один момент у нее будто в голове что-то щелкнуло, и она резко забыла о том, что чужое мнение может представлять хоть какую-то ценность. Не решаюсь завести этот разговор. Самому мне будет явно неприятно что-то подобное обсуждать, и сомневаюсь, что ей захочется. Не говоря уже о том, что она все еще подросток, и сейчас у нее есть только ее собственное эго, ее желания и взгляды. Упертая, как я, и вот это вот «ее мнение» периодически меня так раздражает, что прибить хочется. Но я при всем желании не смогу на нее повлиять.
Потушил сигарету об урну, выдохнул дым и почесал затылок, смотря на пакет из «Магнита», в котором тащу домой продукты. Последние дни до зарплаты, купил самое необходимое. На самом деле, тяжко было перестроиться на хотя бы подобие правильного питания. Ну, маленький ребенок ведь не в состоянии есть всего раз в сутки, и то что-нибудь жирное, с коркой, такое чтоб, разок поел, и больше не хочешь до следующего дня. Ей и супы, и каши, и овощей надо бы, да побольше. Сложно это.
Единственными, кто пытался как-то участвовать в жизни ребенка, были ее бабки, которые между собой вечно цапались, ну и крестная. Но последняя живет в Китае, да и у нее своя жизнь, прилетать ей то ли некогда, то ли нет желания. Но на каждый праздник присылает Лерке подарки. Мать жены часто приходила, видела меня пьяного, и из раза в раз грозилась вызвать органы опеки, но, видимо, и сама понимала, что смерть Ани меня окончательно выбила из колеи, и оттого не торопилась. А когда терпение все-таки кончилось, я пить уже бросил, и каждодневно сидел с Леркой. Потом деньги, которые успел заработать на игре до беременности жены, кончились, и пришлось искать работу. Леру оставлял уже со своей матерью, а дальше уже и садик, школа, и вот моей принцессе, искренний смех которой заставил меня задергаться и взять себя в руки, уже пятнадцать лет. М-да уж, время быстро идет.
Приложил таблетку к домофону, дебильный звук сообщил о том, что дверь открыта, и я неспеша пошел по зассанной лестнице подъезда, по пути слушая соседские вопли. Орут друг на друга, на детей, кто телевизор смотрит, кто, как говорится, дыры в стенах делает забавы ради. Ну, то есть, этот придурок из тридцать девятой ведь уже лет семь что-то там у себя сверлит с утра до ночи, как он заколебал. Ты в хрущевке живешь, или в пентхаусе, ублюдок?
Живем мы на третьем этаже. Достав нужный ключ, вставил его в скважину и провернул. Открыл дверь и вошел внутрь. Наступил носком одного кроссовка на пятку другого, и избавился от покрытой кусками снега обуви. Свет в коридоре выключен, а вот в спальне и на кухне горит. Тяжко в однушке, конечно, с уже достаточно взрослой дочерью, но брать ипотеку — петлю на шею себе вешать. Да, личного пространства у Леры почти нет, но хоть что-то…
— Уже пришел? — из кухни выглянула Лерка, хлопает своими карими глазами. Каштановые волосы собраны в хвост, несколько локонов у нее уже поседели. В пятнадцать-то лет. У меня тоже была ранняя седина, врачи сказали, что это наследственность, ничего не попишешь.
— Да как управился, так и пошел, чего там сидеть…? — пожал плечами я, вешая пуховик на крючок.
— Кушать будешь? — не спешила скрыться на кухне она.
Признаться, не голоден, но Лерка слишком уж редко готовит, и ее очень обижает, если не пробую ее стряпню. Получается у нее так себе, да и учиться ей не у кого, моя готовка на вкус не лучше вот вообще ни разу, я разве что побольше рецептов знаю, компенсирую недостаточно хороший вкус большим разнообразием. В общем, делать нечего, ответил дочери кивком, а сам пошел руки мыть.
Непроизвольно взглянул на самого себя в зеркале. Морщины появились давно уже, короткие волосы, некогда черные, сейчас уже полностью седые, как и борода. Глаза уставшие такие. Впрочем, я такой, сколько себя помню. Разве что взгляд был поживее, наверное, такое же, как у Леры сейчас. Искорки в них — привилегия молодых. Вздохнув, задумался. Не пойму, что Аня нашла в таком уроде? Ну, зато… Всех хахалей Леры могу своей рожей отпугивать, она у меня все-таки такая красавица выросла, но это в Аню она такая, разве что глаза другого цвета, да и седина повылезала.
— Ну ты идешь? — показалась в дверном проеме ее моська, вижу в отражении зеркала. Кротко кивнул, смыл мыло с рук и вытер их об полотенце.
Остановил взгляд на огрубевшей коже ладоней. Ссадинами покрыты. Ручной работы на производстве у меня не очень много, но время от времени приходится. Еще и грязь, кажется, уже в