— Что это с ним? — поразился выходке Метрея стоявший на этом берегу Карим. — Как он мог забыть единственного коня Салимы?..
Метрей больше кричать не стал, поднял с земли шапку, отряхнул о колени и поволокся домой.
— Меня еще глухим называют! Метрей сам, похоже, глохнет! — буркнул Карим, обидевшись на сверстника с того берега...
Вчера Салима с опухшими от слез глазами, выпросив у Байгоныса лошадь, уехала в Мукур, сегодня к полудню вернулась, притащив с собой ветеринара. Тот оказался почти мальчишкой, только недавно окончившим институт. Составил акт на погибшее животное, заручился подписями Байгоныса и учителя Мелса да, выпив впопыхах чашку чая, уехал.
— Парень на вид очень добрый, наверно, не заставит Салиму платить! — сделала вывод матушка Дильбар.
— А если заставит, я помогу — вместе заплатим, ведь я тоже пользовался Гнедым Захаром, — с готовностью откликнулся учитель Мелс.
— Конечно, уж Салиму-то ты ни за что в обиду не дашь! — ехидно поддела мужа Зайра.
Хотя не договаривались заранее, но живущие на этой стороне речки аулчане в полном составе собрались в доме Сарсена. Пришла даже Салима, исхудавшая от переживаний по поводу погибшего коня. Всех волновал один-единственный вопрос: «Почему хотят забрать мотор?». Собрались вместе, поскольку искали ответ на этот тревожный вопрос и нуждались в поддержке друг друга.
Прежде в такое раннее время могли по случаю встретиться вместе двое-трое мужчин или три-четыре женщины, а большие сходы обычно собирались всегда ближе к вечеру. Но сейчас ничье сердце, наверно, не справилось бы с таким длительным ожиданием, ведь нынешнее дело было безотлагательным и требовало срочных мер.
— Мотор собираются забрать, вы, наверное, все об этом слышали? — поинтересовался учитель Мелс.
— Мы-то слышали... А вот Метрей на том берегу до сих пор ни о чем не догадывается, — ответил Касиман.
— Не слышал, так еще узнает... Ну, что будем делать? Собравшиеся хмуро молчали.
— Подумать надо, — заметил Сарсен.
— Так думайте... Заберут мотор — не будет тока, тогда и телевизор не будет показывать. И дача тогда ни к чему... В общем, у нас многое связано со светом. Имейте это в виду!
— Говорят, летом и радиоточки отключат.
— Сарсен, дорогой, где ты об этом слышал?
— В Мукуре на радиоузле у меня есть знакомый парень, он и сказал.
— Чуял я, что так и будет, — вздохнул Байгоныс.
— «Транспорта» теперь нет, а что если и Салиме угрожает сокращение?
— Может, выделят другого коня?
— Ай, что-то я сомневаюсь...
— Как же тогда? Не будет ведь Салима пешком за почтой ходить?
— Не будет пешком, тогда... известное дело... Под предлогом отсутствия транспорта сократят место почтальона.
— Ну и дела!..
Каждый толковал о своем, стоял неумолчный гул. Лишь один глухой Карим сидел закрыв рот на замок. Пристально вглядываясь в лица говорящих, он изредка кивал головой. Судя по всему, что-то слышал, а что-то — нет.
— Все это не что иное, как способ выкурить нас отсюда! — сердито бросила Гульжамал-шешей.
— А чего они хотят — выселить нас и на этом месте пшеницу посеять? — присоединилась к обсуждению и тетушка Нуржамал.
— Захотят — посеют...
— А нас не привлекут завтра по закону, если будем вот так упрямиться? — заколебался Касиман, повернувшись к зятю.
— Такого закона нет! — ответил учитель.
— Вот как... Тогда давайте посмотрим, что дальше будет...
— Чего смотреть-то? Как заберут свет вместе с выкопанным мотором, как почту закроют, как радио выключат — что смотреть-то?! Кому нужна такая глухонемая жизнь?! Поэтому надо добиваться, чтобы мотор оставили.
— Да, Касеке, в этом и суть разговора. Мы для этого и собрались сегодня, — пояснил учитель тестю.
— Мы же не привязаны к этому месту, может, все-таки переедем? — робко предложила Зайра.
— Вообще-то, я не против такого предложения, — поддержал ее и Сарсен.
Тут в разговор, откашлявшись, вклинился Байгоныс и, обратив взгляд к мотористу, спросил:
— Сарсен, дорогой, куда ты клонишь, куда делась твоя твердость?.. Скажи честно, уж не сам ли ты положил начало всем этим беспорядкам?
— Упаси Аллах, Байеке! — подскочил Сарсен как ошпаренный. — Вы же сами свидетели, что в Мукур я поехал за соляркой. Неужто я настолько подл, чтоб самому себе беду кликать?!.. Если уж у вас возникли такие подозрения, так и быть... беру свои последние слова обратно.
— Наш Сарсен не мог так поступить! — защищая мужа, прибежала из кухни Алипа.
Байгоныс поднял руку, давая всем знак успокоиться.
— В таком случае предлагаю подождать несколько дней и все хорошенько обдумать, — сказал он. — Вернетесь домой, посоветуетесь между собой, а завтра-послезавтра выскажете окончательное решение, идет? К тому времени и паводок спадет, так что мы и мнение Метрея узнаем.
— Он все-таки русский, наверно, неправильно без него решать такое сложное дело, — поддержал Касиман.
— Верно говорит... Когда очень нужно, даже на плешивой голове можно найти вошь. Чем больше человек будут держать совет, тем лучше.
— Иногда и наш Карим говорит верные слова, подсказывает правильное решение, — вспомнил Касиман. — Почему бы нам не выслушать и его?
— Тьфу ты! — недовольно буркнула Нуржамал, надув губы. — Что за привычка из клячи иноходца делать?!
Обиженный ворчаньем Нуржамал, Касиман сделал ей замечание:
— Говорят, человек предусмотрительный и старье бережет, а народ ценит людей умудренных. Не изолируйте понапрасну Карима!
— Вы только что и «старье», и «мудреца» в одном лице нашли...
Байгоныс расплылся в улыбке. Дильбар с Нуржамал рассмеялись.
В то мгновение, когда собравшиеся уперлись в очередной тупик, в голову учителя Мелса, как всегда неожиданно, пришла удачная идея.
— Уважаемые сородичи! — обрадованно начал он. Неторопливо снял очки и сразу выпалил: — Давайте не будем собираться послезавтра, как предложил Байекен, а встретимся на день позже в нашем доме, чтобы отведать наурыз-коже.
— Надо же, оказывается, и Наурыз уже на носу! — воскликнула одна из женщин.
— Да мы же не привыкли в календарь заглядывать... Сегодня вообще какое число?
— Сегодня, родимые, восемнадцатое марта, — выразительно произнес Мелс. — То есть сегодня — день Парижской коммуны. Так что мы через три дня можем собраться у нас в день нашего великого традиционного весеннего праздника... Согласны?
— Согласны...
— Как не согласиться-то...
— Таким образом, двадцать первого марта в семь часов