Йона на миг замолкает.
Он думает о том, что причин повторять убийство может быть множество — иногда очевидных, иногда едва заметных. Но тень, которую бросает убийца, почти всегда одна и та же, если выстроить жертв в ряд: беспросветное одиночество, отсутствие эмпатии, чёрная энергетика.
— Никто не способен в одиночку создавать жизнь, — говорит он. — Но есть люди, которые получают удовлетворение от смерти.
Они с Валерией некоторое время молчат, потягивая вино и глядя на снег в пятне кухонного света — и на безграничную тьму за его пределами.
— Продолжай, — говорит она. — Иначе мне не уснуть.
Она улыбается, и кончик её подбородка морщится.
Йона кратко рассказывает о лаборатории сна и роли Ларса Грайнда в расследовании, объясняет, что некоторое время именно его считали главным подозреваемым.
Доктор Грайнд и не знал, что Бернард пользовался его помещением и снятым с учёта «Опелем». Он покончил с собой, как только понял, что его неэтичные методы будут вскрыты.
Его секретные исследования были посвящены взаимодействию лунатиков и влиянию лекарств на их отношение к правилам и запретам.
— То, как Бернарду удавалось избегать подозрений, — удивительно, — говорит Йона. — Между убийствами так долго и не провели чёткую связь. Первые два — Клэр и её любовник — считались отдельными исчезновениями, третье — несчастным случаем. Я ещё не успел полностью погрузиться в четвёртое, оно было на юге страны, и ответственность взял на себя не тот человек. Широкое расследование началось только после убийства в фургоне.
— После того, как Хьюго оказался в тюрьме?
— Именно.
Йона рассказывает, что жертва договорился встретиться с двумя проститутками — женщинами, не знакомыми друг с другом — в фургоне кемпинга в Бредёнге.
— Можно смело назвать его «Чемпионом-Неудачником», — говорит Йона с кривой усмешкой. — Дома у него были прекрасная жена и маленький сын, а он назначил встречу сразу и с женщиной, которая привычно грабила и избивала клиентов, и с действующим серийным убийцей.
В одиннадцать вечера, в тот день, когда Агнета заснула после снотворного, Бернард поехал к силосной башне в Гриллби, взял топор и старую машину Ларса Грайнда и отправился в кемпинг.
Потом вернулся домой переодеться.
В стёганном пальто и светлом парике он вновь приехал в лагерь, вошёл в фургон и ударом топора сбил мужчину с ног. Ярость захлестнула его; он отрубил мужчине ногу, обезглавил и приступил к расчленению.
Он не знал, что грабительница тоже была в лагере и развернулась, услышав крики. Не знал и того, что его собственный сын последовал за ним во сне и стал свидетелем.
Закончив расчленение, Бернард вернулся к машине Грайнда, закинул окровавленную одежду в два мусорных мешка и отвёз их обратно к силосу.
Он вымыл машину, сжёг мешки в старой бочке из‑под масла, унёс свои трофеи в подземную комнату, вытерся хлоркой, переоделся и поехал домой уже на своей машине.
— После второго убийства — того, о котором мы тогда уже знали, — я спросил Сагу, что она думает, — продолжает Йона.
— Как у неё дела?
— Гораздо лучше. Мой начальник согласился взять её в штаб, чтобы постепенно вернуть в оперативную работу.
— Прекрасная новость.
— Я сказал ему, что хочу её себе в напарники.
— И что он?
— Сказал, что это звучит как кошмар.
— Отлично, — смеётся Валерия.
— Но «нет» он не сказал.
Йона объясняет, что описал Саге два первых убийства, и её первая реакция была: они похожи на средневековые казни.
— Ужесточённая смертная казнь, как это тогда называлось. Когда самой смерти считалось мало.
— Ты очень много знаешь, — говорит Валерия.
— Она оказалась права, и это привело меня к главному вопросу…
— За что их наказали, — подхватывает она.
— Именно. Ответ на этот вопрос нужен был, чтобы понять убийцу. Наказание лежало на поверхности, а преступление существовало только у него в голове.
— Покупка секса, измена…
— Да. Эгоистичная похоть — та, которая бьёт по ребёнку, уже страдающему по своим причинам.
— Но разве он не понимал, насколько чудовищны эти приговоры?
— Он отождествлял себя с детьми и карал жертв за всю боль, которую когда-то испытал сам.
Йона делает глоток вина и смотрит на крошечное жёлтое окошко в рождественской декорации, рассказывая Валерии о Понтусе Бандлинге.
Его сестра написала в колонку Бернарда, описав свою дилемму: была уверена, что брат изменяет жене с некой Кимберли, и что всё началось спустя несколько лет, после диагноза шизофрении у его дочери.
Она разрывалась между преданностью брату и неприятием его поведения — и просила совета у Бернарда.
— Но она не знала, что Кимберли не существует. Что это часть их ролевой игры с женой — говорит Йона.
— Господи…
Затем он переходит к книге, которую писали Бернард и Агнета.
— Не знаю, — говорит он. — У меня было ощущение, что они правда хотят помочь мне остановить убийцу.
— Разве это не странно?
— Для Бернарда это был способ получить доступ к расследованию, чтобы идти на шаг впереди, — отвечает Йона. — Но в итоге именно это его и сгубило.
— Почему?
— Я не мог перестать думать о том, что Хьюго ходит во сне. Глаза открыты, а он не помнит ничего, кроме обрывков кошмара. В то же время топор, кровь, фургон — это не мелочи. Всё это должно было быть у него в эпизодической памяти, даже если он не знал, как это достать.
Йона рассказывает, как Эрик на сеансах гипноза постепенно смывал с воспоминаний кошмар, позволяя показаться реальности.
В его снах Хьюго убегал от человека‑скелета, следуя за матерью в кемпинг.
— Но уже на первом сеансе он дал нам краткий взгляд на убийцу.
Во время второго он описал то, что видел через окно в задней части фургона, но насилие, о котором он говорил, не совпадало с данными экспертизы.
В состоянии крайней тревоги Хьюго рассказывал, как убийца отрубил мужчине обе ноги, а потом добил ударом в лицо.
— Только на третьем сеансе Эрику удалось добраться до самого убийства в фургоне, — говорит Йона. — Когда я ехал по заснеженной дороге, понял: