Колокольным набатом, да так, что вибрировали височные кости, звучали слова Иосифа Виссарионовича Сталина: «Я в вас не сомневался, товарищ Грицевец! Партия в вас не сомневалась!»
Как же. Товарищ Сталин не сомневался, Партия не сомневалась. А вот сам товарищ Грицевец очень даже сомневался. Виданное ли это дело, учения такого масштаба? За день перебросить авиадивизию, считай, за 1300 километров. Взлететь с совершенно незнакомого аэродрома, по радионаведению найти над морем противника и уничтожить. А! Какого! Пусть и условный противник, но дивизию я на бомберы тютелька в тютельку вывел. Будь там настоящие враги никуда бы они не делись, все на корм азовским рыбам пошли бы.
Правильно Командир, тьфу тыж привязалось, майор Самойлов, говорит — лётчиков Особого корпуса нужно дрючить по-особому и в два раза больше, тогда и корпус по подготовке будет особым. Мысли разбегаются. Это ж надо, такое дело провернули и ни одной аварии с гибелью пилота. Больше 80 % самолётов вышли к конечной цели. Не зря он их дрессировал методом кнута и пряника. Ох не зря! Страшный человек Самойлов, это ж как у него мозги работают навыверт.
Так, посадка, у самого сейчас мозги закипят. Надо по порядку.
По порядку и с самого начала. А начало у нас началось, когда у ворот госпиталя меня поджидала машина, чтобы сразу после выписки отвезти к начальнику Главного управления ВВС РККА. Ни с женой, ни с дочками не дали увидеться ироды. Ну и что, что они меня вчера навещали. В больничной палате это одно, а дома то совсем другое. У нас с Галиной, между прочим, планы были.
Господи, что в голову то лезет. Может всё же пятьдесят капель, как говориться, чтобы стресс снять и лучше думалось. Товарищи из управления ВВС ЧФ вот марочный «Коктебель» подарили, клялись не напиток, а чистый нектар. Хотя лететь почти пять часов, если выпью хоть немного тогда разморит и точно усну. Да и пить такой напиток в одиночку грех. Потерплю.
Дважды Герой Советского Союза полковник Сергей Иванович Грицевец устроился в кресле поудобнее, надвинул на глаза фуражку и углубился в воспоминания.
29 марта 1941. Кабинет начальника Главного управления ВВС КА.
— Проходи сюда, Сергей Иванович, присаживайся. Я тебя уже заждался, — начальник Главного управления ВВС КА Яков Владимирович Смушкевич отложил в сторону какую-то бумагу и призывно махнул рукой, — извини, что я тебя так встречаю, работы много.
И на самом деле, сидящий за столом, заложенным бумагами так, что трудно было увидеть столешницу, Смушкевич выглядел чертовски уставшим и производил впечатление, не генерал-лейтенанта авиации, а скорее, бухгалтера у которого не сходиться годовой отчёт. Расстегнутая верхняя пуговица гимнастёрки, красные глаза, стакан с недопитым чаем на краю стола и ещё множество мелочей указывало на то, что товарищ Смушкевич буквально днюет и ночует на работе.
— Добрый день, товарищ генерал-лейтенант, разрешите поздравить вас с новым назначением!
— Спасибо. Да ты садись, Сергей Иванович, садись. В ногах правды нет. Да вот, назначение. Не знаю за что и браться наперёд. Подзапустили мы авиацию, расслабились, на самотёк всё пустили. Ничего, главное вовремя спохватились.
«Похоже Яков то серьёзно взялся за дело. Не даром слухи всякие-разные ходят», — отметил про себя полковник Грицевец, присаживаясь на предложенный стул.
— Давай, Сергей Иванович, с тобой условимся сразу по-простому, как раньше в Монголии. Помнишь? Как мы японцев гоняли и в хвост и в гриву! Вот и давай без политесов, как простой комэск с простым пилотом. Договорились?
— Договорились, Яков Влади…
— Просто, Яков.
— Хорошо. Яков.
— Ну и прекрасно. Хочу тебе кое-что предложить. Сразу скажу, дело новое, сложное и даже в какой-то мере революционное.
— Я коммунист! И от сложностей никогда не бегал! Если партия приказывает…
— Да сиди ты, — махнул рукой на порывавшегося встать полковника Смушкевич, — никто в этом и не сомневается. Тут понимаешь дело какое… тут человек нужен чтоб душой прикипел, чтоб у самого сердце горело и хотелось жилы рвать. А по приказу. По приказу я любого назначить могу, тут великого ума не надо. Только равнодушный командир, поверь уж мне, не потянет, только всё дело провалит.
Ты мне лучше пока вот что скажи. Как у тебя кости срослись? Летать сможешь?
Грицевец ждал этого вопроса, готовился к нему и даже боялся его, прекрасно осознавая, что от способности самостоятельно управлять истребителем зависит вся его дальнейшая судьба. Конечно, полковнику, да ещё дважды герою, найдут местечко в штабе, где он будет изо дня в день перекладывать бумаги из одной стопки в другую. Но разве это можно будет назвать жизнью? Для кого-то может и да, но определённо не для лётчика-истребителя Сергея Грицевца.
Хорошо, что чудеса иногда случаются.
— Думаю смогу. Конечно, надо проверить, но думаю смогу.
— Уверен? Когда мне доложили о том, что ты попал в аварию, то сказали, тебя собирали чуть ли не по кускам.
— Как видишь, Яков, это было несколько преувеличенное высказывание, — позволил себе улыбнуться Грицевец, — но нужно признать, поломался я крепко. В госпитале, когда врач рассказал о переломах, думал всё, отлетался, да и видел я…
Что именно он видел полковник Грицевец рассказать не успел из-за зазвонившего телефона.
— Извини, Сергей, отвечу, — и уже в трубку, — алло. Смушкевич на проводе.
— Добрый день, Яков Владимирович, это вас генерал-лейтенант Попов Маркиан Михайлович[42] из Ленинградского округа беспокоит, — раздавшийся из телефонной трубки голос оказался на удивление громким.
— И вам добрый, Маркиан Михайлович.
— Говорят, часто в последнее время в Ленинграде бываете, Яков Владимирович. Может быть, и к нам в штаб округа стоило бы заглянуть? Познакомились бы по ближе.
— Была такая мысль, Маркиан Михайлович, и не раз. Да как-то постеснялся незваным гостем, он, ведь, как говориться, хуже татарина. Думаю, у вас дел сейчас не меньше, чем у меня, зачем людей от работы отвлекать.
— Верно, дел то хватает. Но для вас выкроил бы время в любом случае. Без авиации мы сейчас никуда. Так что жду в гости, Яков Владимирович.
— Хорошо, Маркиан Михайлович, может быть даже в эту пятницу получится.
— Прекрасно. Я в общем-то вот по какому вопросу звоню.
— Слушаю вас внимательно, Маркиан Михайлович.