Мы с Орлином пересчитали всё ещё раз, уже без спешки, вдумчиво, перекладывая монеты из руки в руку. Серебро аккуратно в стопочку, медяки в ряд, и вот итог: сумма сходилась. Нам хватало.
Я не удержалась и рассмеялась, легко, звонко, почти по-детски, как будто сама гора свалилась с плеч.
— Мы сделали это, — прошептала я, вскинув взгляд на Орлина. — У нас есть всё. И теперь… теперь можно дышать свободно.
Старик смотрел на меня так, будто впервые увидел не уставшую женщину, измученную работой и тревогами, а хозяйку дома, в глазах которой горел огонь.
— Госпожа, — мягко сказал он, — теперь осталось дождаться Его Светлость.
Я кивнула, улыбнувшись и будто бы даже осмелев:
— Он очнётся. Я сделаю для этого всё, поверь мне.
Я не сказала о словах драконицы, не стала делиться тайнами, что могли бы только добавить старику тревог. Пусть в его сердце будет место лишь для надежды.
Ну а когда осталась одна на кухне, их оставшихся трав я выбрала те, что успели просохнуть, и добавила к ним веточку цветущего эринея — именно её я берегла отдельно, ведь подсказка в моём сердце звучала ясно: именно она должна помочь. Стараясь не расплескать, я приготовила отвар и осторожно напоила им Кристиана, чуть приподняв его голову и шёпотом уговаривая сделать хотя бы глоток.
— Ну же, мой хороший… это поможет, ты увидишь… — прижимала я кубок к его губам, чувствуя, как сердце замирает от каждого его слабого движения.
А когда всё было сделано, я наконец позволила себе вдохнуть глубже и пошла в свою комнату. Разделась, умылась, привела себя в порядок, заплела в колосок волосы и достала бордовое платье. Платье не для работы, не для походов по огороду и не для бесконечных подсчётов, а для жизни. Для счастья. Для него. Надев его, я вдруг почувствовала себя так, будто шла на свидание.
Вечером, когда Орлин тихо ушёл к себе, оставив нас вдвоём, я вернулась в комнату к Кристиану. Села рядом, взяла его ладонь в свои руки и начала говорить. Сначала — о мелочах. О том, что нам удалось собрать деньги и что завтра я отвезу их Градскому, поэтому наш долг будет закрыт. Что женщины верят в нас и помогают, что дом зажил, что птенцы скоро начнут нестись, и что он обязательно это увидит.
Слова лились сами собой. Я рассказывала всё, будто боялась, что если замолчу, тишина поглотит меня. И где-то посреди этого потока я неожиданно для самой себя призналась:
— Ты стал для меня больше, чем просто мужчина, которого я встретила случайно. Ты стал частью моей жизни, её опорой, даже когда молчишь и спишь рядом. С тобой я впервые почувствовала, что могу быть собой. Что у меня есть дом, семья, и что я не одна.
Я говорила и гладила его руку, волосы, целовала его висок и щёку. И в каждом прикосновении было столько нежности, сколько я не позволяла себе за всю жизнь. Не думая больше, я сняла платье и осторожно забралась под одеяло рядом. Прижалась к мужчине всем телом, будто надеясь согреть, будто могла своим дыханием вытянуть его из сна.
Медленно и бережно гладила его грудь, плечи, едва касалась губами перевязанных ран, обещая:
— Завтра ты вернёшься ко мне. Я верю. И я не отпущу тебя, слышишь? Никогда.
Каждое слово я словно шептала в его душу, соединяя свою жизнь с его жизнью, свои надежды — с его будущим. Я решилась стать его и душой, и телом, даже если Кристиан ещё не слышал меня. Потому что знала — он вернётся. И мои последние слова этой ночью были самыми простыми и самыми настоящими:
— Я люблю тебя.
Успокоившись, я улеглась за здоровом плече герцога и уснула. Наконец, все мои тревоги отпустили меня, позволив облегчённо выдохнуть.
* * *
Утро встретило меня мягким светом и прохладой. Я открыла глаза и сначала даже не поняла, где нахожусь, но тепло сбоку и знакомый запах кожи тут же вернули меня в реальность. Кристиан. Я повернула голову, глядя на его спокойное лицо, и тихо коснулась губами его щеки. Он оставался безмолвным, но вдруг мне почудилось: его рука, лежащая на моей талии, едва заметно сжалась. Сердце ударило сильнее, дыхание сбилось.
— Ты слышишь меня? — шепнула я, но ответа не последовало. Только тишина.
Я ещё немного полежала рядом, впитывая каждый миг этой близости, хотя и понимала — мне пора. Осторожно, чтобы не разбудить надежду, я выскользнула из постели, подхватила свою одежду и вернулась к себе в комнату.
В этот раз я выбрала платье изумрудного цвета. Хотелось выглядеть представительно и достойно, словно я и правда хозяйка, а не гостья в чужом доме. Волосы собрала аккуратно, натянула рабочие туфли — других у меня всё равно не было, и вздохнула: «Ну, и так сойдёт».
А когда я спустилась вниз, у двери бесшумно появился Орлин. Старик остановился рядом со мной, глядя с явным беспокойством:
— Госпожа, позвольте мне поехать с вами, — произнёс он, теребя в руках шляпу. — Там, в городе, всякое может случиться.
Я покачала головой.
— Нет, Орлин. На тебе дом, хозяйство, женщины. Они будут ждать именно тебя. Так что не переживай, я справлюсь.
Старик помолчал, потом лишь тяжело вздохнул и положил руку мне на плечо, словно прощаясь. Тем временем во дворе меня уже ждал Тиберий. Его телега стояла готовая, а сам возница терпеливо сидел, болтая ногой. Увидев меня, он подскочил и помог забраться наверх.
Дорога тянулась долго, но в голове всё время вертелись только цифры, монеты, мои страхи и воспоминания о руке Кристиана, будто на мгновение ожившей на моей талии. Я молилась, чтобы это было не плодом усталого воображения.
Вилантия встретила нас шумом и движением. Узкие улочки уже наполнялись торговцами, на площади раскладывались первые прилавки, а горожане спешили кто по своим делам, кто к утренним богослужениям. Но мне было не до любопытства.
Тиберий уверенно вёл телегу прямо к нужному месту. И вскоре мы остановились у каменного здания с широким крыльцом и резными ставнями — контора, принадлежащая Градскому. Я глубоко вдохнула, стоя на пороге, после чего толкнула дверь и шагнула внутрь. За массивным столом сидел уже знакомый секретарь — тот самый, что встречал меня