Антуан брызнул из ингалятора в горло и открыл форточку. Взгляд упал на окно напротив – её окно. Шторы были плотно задернуты, через них едва пробивался тусклый свет. Интересно, что она сейчас делает? Рисует, кормит птичку или, может, снова сражается с эклерами? Вспомнив об эклерах, Антуан невольно улыбнулся. После их первой встречи Микаэла не выходила у него из головы, но он заставлял себя не думать о ней. Ему не хотелось еще больше усложнять свою и без того непростую жизнь. Девушка привлекала его, но это чувство не приносило радости, напротив, рождало новый мучительный страх, ощущение своей уязвимости.
Антуан охотно зашел бы к Микаэле, но убеждал себя не делать этого так скоро. Он не хотел допускать и мысли, что их знакомство может перерасти во что-то большее.
«Нет, не стоит в это влезать, – подумал он и вдруг осёкся. – Черт возьми, я становлюсь похожим на Алекса. Страх влюбиться, страх потерять контроль… Но разве всё это уже не захватило меня глубже, чем я думал и хотел?» Антуан тяжело вздохнул. Как же он устал от всех этих мыслей.
В комнате стало прохладно. Глубоко вдохнув свежего воздуха, Антуан закрыл форточку. Перед его глазами всё еще мерцало окно Микаэлы. Вдруг в нем возникла она сама. Красивая, с шелковистыми рассыпанными по плечам волосами, она не видела Антуана, просто смотрела вдаль – за пределы вечернего Стокгольма. Свет из комнаты, падая сзади, создавал нимб вокруг её головы. Такая далекая и такая родная… Фарфоровое лицо, огромные глаза. Он никогда не видел таких глаз. Глаз не от мира сего.
Антуан подошел к столу, спрятал флешку и, включив камеру видеоняни, решительно отправился к Мике. Ему стало совершенно безразлично всё, о чём он думал раньше. Будь что будет, думал он. Пусть она разобьет ему сердце. Как говорил Царь Соломон: «И это пройдет». Однажды всё пройдет. Вообще всё.
Антуан -
– Ты ужасно вовремя! – обрадовалась Мика, увидев Антуана. – Я как раз закончила свою картину.
Она сидела в своем кресле-каталке на кухне и ела яблоко, аккуратно выковыривая зернышки на тарелку.
– Это для Силы, – пояснила она. – Хочешь яблоко?
– Нет, спасибо.
– А если почищу?
Антуан широко улыбнулся.
– Я обычно яблоки с кожурой ем, но все равно спасибо.
Мика понимающе кивнула.
– Представляешь, вчера весь день не могла собраться с мыслями. Никакого вдохновения! Уже отчаялась. А перед сном прям второе дыхание открылось, до трех часов ночи писала, оторваться не могла.
– Вообще-то, ничего удивительного. – Антуан сел напротив. – Наш мозг делает творческую работу лучше, когда мы устали. – Мика недоверчиво посмотрела на него. – Звучит странно, знаю. Но это так. Усталый разум не отвлекается и сосредотачивается на конкретной задаче. На самом деле у нас больше шансов создать что-то новое, когда мозг работает не так эффективно.
– Откуда ты знаешь? – серьёзно спросила Мика.
– Ну, я вообще-то мозг изучаю, – немного смутился Антуан.
– Изучать человеческий мозг человеческим мозгом – сомнительное занятие, – пожала плечами его собеседница.
– В целом – да, – охотно согласился он, – наш мозг нам не по мозгам.
Мика выбросила огрызок в мусор и развернула коляску к двери.
– Пойдем, я тебе покажу, что у меня получилось.
Антуан зашел в гостиную и оторопел. Картины стояли повсюду, возле стен на полу, на столе и даже на диване. Комната походила на картинную галерею перед новой выставкой, когда еще не успели разместить экспозицию.
– Это все твое? – Он снял очки и прищурился.
– Да! – Мика гордо вздёрнула подбородок, её глаза сияли. – Ну, как тебе?
– Неожиданно, – Антуан закашлялся. – Даже для очень усталого мозга.
– Конечно, я всё не за один раз написала. Эти работы из мастерской – я заказывала багеты. Теперь планирую выставить. Сделаю фотографии и опубликую онлайн, – беззаботно щебетала Микаэла. – Нравится?
Антуан внимательно рассматривал картины. Одни сюжеты представляли геометрические фигуры в духе Малевича, другие – странных людей с непропорциональными телами, как у Пикассо. Пейзажи, лики святых, окружённые ангелами. «Чёрт знает что», – подумал Антуан, но вслух произнес:
– Красочно.
– А какая нравится больше всего? – не отступала Мика.
– Я не очень разбираюсь в искусстве, – уклончиво ответил он.
– Тебе что, ничего не нравится? – она взглянула на него испытующе.
Не успев опомниться, Антуан услышал свой низкий глухой голос:
– Нет.
Художница поглядела на него удивленно и с недоверием.
– Вот, – показала она пальцем, – та самая, которую я всю ночь писала.
Антуан подошёл ближе и вгляделся. В картине было много синего и чуть-чуть желтого, но смысла Антуан не разобрал.
– Своеобразно, – скупо пожал он плечами.
Микаэла подозрительно посмотрела на него.
– Ты хочешь сказать, я никчемный художник?
– Да ничего такого я не хочу сказать, – неловко принялся оправдываться Антуан.
– Чтобы рассуждать о таланте художника, надо самому уметь рисовать, —назидательным тоном отрезала Мика.
– В этом я не уверен, – неожиданно для себя возразил он. – Я никогда не был поваром, но разбираюсь в том, что такое хорошая еда. Вот, например, эта картина. Где ты видела ангелов в вязанных шапках?
– А где ты видел ангелов без них? – В её легком прищуре читался вызов.
Антуан не нашел, что ответить, и устремил взгляд на другое полотно.
– Не мучайся, – усмехнулась Мика. – И так понятно, что ты ничего в этом не смыслишь. Не всем дано постичь искусство. Утешай себя тем, что ты такой не единственный. Картина Матисса «Лодка» провисела в Музее современного искусства в Нью-Йорке вверх тормашками полтора месяца, пока один из посетителей не сообщил об этом смотрителю музея. Но тебе прощается, – добавила она снисходительным тоном. – Знаешь почему? Потому что я та самая девушка, которая гуглила «химический алфавит», когда искала таблицу Менделеева. – Она снова захихикала.
– Ты много работала. – Антуан переходил от картины к картине. – Здесь материала на несколько выставок.
– Усидчивость – мое лучшее качество. Работаю не вставая. – Микаэла похлопала по подлокотнику инвалидного кресла.
Антуан промолчал, в очередной раз пораженный тем, с какой легкостью она подтрунивала над собой. Микаэла совсем не походила на человека с ограниченными возможностями. Полная жизни, необидчивая, словно светящаяся теплым внутренним сиянием, она казалась счастливой.
– Но это, конечно, непросто, – продолжала художница. – Картина должна волновать, заставлять человека чувствовать, мыслить. Моя последняя работа далась мне с трудом. – Она вертела белокурой головой, выписывая круги вокруг сине-желтого полотна и с удовольствием разглядывая своё творение со всех ракурсов.
– А что ты хотела сказать этой картиной? – искренне полюбопытствовал Антуан.
Микаэла на некоторое время ушла в себя.
– После моей смерти