Откашлявшись так громко, что Тони скривился и чуть не стянул с головы наушники, актриса затянула:
– До чего же мы несчастные, царевны, – нам законом запрещается любить. В царских семьях уж таков порядок древний: по расчету надо замуж выходить… – Чистый, звонкий, прекрасно поставленный голос лился легко и спокойно. Глаза Эммы задорно блестели, а взгляд перебегал с одного киношника на другого. Девушка явно наслаждалась произведенным эффектом.
Николай с радостной улыбкой покачивался в такт песне, Антон довольно кивал, тихонько отстукивая ногой ритм, а Дэвид… Режиссер смотрел на актрису, точно сладкоежка на витрину кондитерской, и Саше захотелось подтереть ему слюни. Восторг и предвкушение удовольствия сочетались на его лице с аурой возвышенной одухотворенности. Алекс хорошо знала этот взгляд и сокрушенно констатировала: «Тельман в очередной раз влюбился».
– А я не хочу, не хочу по расчету! – меж тем экспрессивно топнула Эмма. – А я по любви, по любви хочу! Свободу, свободу, мне дайте свободу – я птицею ввысь улечу!
И она, раскинув руки, закрутилась на месте. Подбежавший к ней Дэвид ловко приобнял актрису за талию в изящном пируэте.
– Ты великолепна! – с искренней пылкостью произнес он и припал долгим поцелуем к тыльной стороне маленькой ладошки.
Алекс озабоченно оглянулась на Ярового и окунулась в бездну бессильного отчаяния. Но маленькая личная трагедия Дениса заботила продюсера куда меньше, чем одна белокурая проблема с выдающимися внешними и вокальными данными.
– Голо-ик! – систая, – с акцентом на третий слог хрипло выдавил Николай. Глаза актера утратили фокусировку и потерянно блуждали в районе Эммочкиного выреза.
Тельман суетился вкруг актрисы, то приобнимая за плечи, то нашептывая комплименты, то трепетно пожимая и поглаживая пальцы с идеальным маникюром. Эмма старательно изображала робкое смущение, но даже под длинными ресницами Алекс читала торжествующий взгляд.
– Так, парни, я вижу идеальный дубль. – Нехотя оторвавшись от новообретенной музы, режиссер предпринял попытку вернуться в рабочий процесс. – Пока наш ведущий артист отдыхает и настраивается на роль, Эмма сыграет его утраченную молодость, фантазию из прошлого, воспоминание, позволяющее удержаться на плаву даже в самые темные времена. И, ангел мой, ты будешь петь! – последнюю фразу Дэвид адресовал распахнутым до предела и блестящим показательным обожанием синим очам.
– А что петь, Дэви? Я много песен знаю. Современное или из классики?
– Из классики? – заинтересованно встрепенулось неоконченное консерваторское образование Тельмана.
– Ну… «Позвони мне, позвони», например, или «А я сяду в кабриолет»?
– Не совсем.
Алекс мысленно ухмыльнулась, уловив едва заметную нотку разочарования в интонации приятеля. Но обаяние Эммы было столь велико, что огрехам в образовании было не под силу омрачить восторг Тельмана.
– А на английском можешь? Что-нибудь узнаваемое, популярное, из молодости нашего героя?
Меж идеальных бровей пролегла задумчивая морщинка. Но прекрасное личико быстро разгладилось, и Эмма радостно заявила:
– У меня есть отличная идея, но надо подготовиться, поправить грим. Саша, ты мне поможешь? – И, ласково потрепав режиссера по плечу, она подхватила продюсера под локоть и увлекла подальше от съемочной группы.
– Идиотский лифчик, под сиськами адски трет!
На ходу Эмма засунула ладонь в вырез и поправила грудь. Алекс в очередной раз опешила от подобной раскрепощенности.
– Подержишь мобильный, чтобы я могла макияж поправить?
И, не успев согласиться, Тимофеева получила в руки навороченный смартфон, фронтальная камера которого должна была послужить зеркалом. Пока Эмма корректировала и без того безупречный образ, Александра, лишь бы не стоять без дела, спросила:
– Ты хорошо поешь, почему в певицы не подалась?
Рука девушки дернулась, и черная подводка некрасиво мазнула мимо века.
– Хотела, – процедила блондинка, – но там все через постель.
– Для тебя это проблема? – саркастично заметила продюсер, вспоминая недавнюю сцену в бане.
– Ты не понимаешь! Это другое, – резко ответила Эмма и вновь загубила ровный контур.
Недоуменно выгнутая бровь Александры требовала более подробного ответа, и несостоявшаяся певица через силу выдавила:
– Одно дело, когда ты сама, и совсем иное – когда тебя. – Неловко меняя тему, она добавила: – Вот я бы на такого мужика, как Тони, без раздумий напрыгнула. У него такие руки большие, не то что у Дэви и Дэна, а чем больше у мужика руки, тем у него член мощнее. Но раз красивый уже занят, придется заняться перспективным.
И Эмма завершила макияж ярко-красным штрихом помады.
– Как думаешь, Дэвид на меня запал?
– Ты ведь помнишь, что на тебе микрофон и он работает?
– Упс! – Эмма прикрыла ладонью рот и быстро обернулась.
В нескольких метрах от них с демонстративно отрешенным видом Куликов разглядывал особенности кладки венца старого сруба, и только цвет лица – пунцовый, под стать бороде и шевелюре – выдавал, что в его наушниках только что звучала отнюдь не музыка.
Несмотря на неловкость ситуации, вид смущенного Антона вызвал у Саши едва заметную довольную улыбку. Задрав носик и гордо подняв голову, Эмма продефилировала мимо оператора с надменно отрешенным выражением лица, достойным королевы, которой уж точно не могли прийти в голову непристойные мысли. Идя следом, Саша старательно подавляла подступающий приступ гомерического хохота, но, поравнявшись с Антоном, не выдержала:
– Пойдем работать, мужчина с большими руками!
Тони покраснел еще больше, хоть это и казалось невозможным. Меж тем Тельман уже восторженно порхал вокруг Эммы, засыпая ее указаниями вперемешку с восхищением. Актриса внимала режиссеру благосклонно, не забывая время от времени бросать на него томный взгляд из-под ресниц, едва касаться кончиками пальцев и тихонько хихикать незначительным шуткам. Лицо Дениса выражало непроницаемую маску. Разбирайся Александра в людях чуть хуже, она бы решила, что Яровой смирился с женской ветреностью. Но пылающие яростью глаза ассистента грозили мощным разрушительным взрывом.
– Эммочка, какую песню ты выбрала?
– Пусть это будет маленьким сюрпризом, Дэви.
«Ох, не нравится мне эта тяга к импровизации», – только и успела подумать Алекс, как уже привычное «Камера-мотор-начали» обозначило продолжение съемки. По задумке режиссера, актриса неторопливо шла вдоль единственной уцелевшей стены полностью обвалившегося жилого дома, и невысокое осеннее солнце сопровождало ее, выглядывая через пустые оконные проемы. Лучи света природными софитами на несколько секунд выхватывали точеный силуэт, в следующее мгновение погружающийся в сумрак тени. У третьего окна девушка замерла, откинула локоны, грациозно повела плечами и запела:
I wanna be loved by you, just you,
And nobody else but you.
Сходство с Монро было поразительным. Эмма так же надувала губки, хлопала ресницами, и даже декольте вздрагивало в тех же моментах, что и у самой популярной блондинки мирового кинематографа. Но пока все мужчины съемочной группы не сводили глаз с дивы-певицы, Алекс