Эти люди знают богачей, неравнодушных к лести, как свои пять пальцев. Сперва они добиваются их расположения «добрыми советами», а потом и вовсе подчиняют их себе. «Вы только прикажите,— лебезит подобный «советчик».—А я уж живота не пожалею ради вас. Готов идти в огонь и воду...» Глядишь,— он уже распоряжается богатством своего подопечного, будто собственным, и становится в ауле уважаемым человеком. Несчастный же богач не понимает, что отныне он навсегда потерял свою независимость и спокойствие. Не видит он, что зря раскошеливается. Постепенно он привыкает по любому поводу советоваться с проходимцем, который стелется перед ним коровьей иноходью, чтобы не потерять своего положения. «О мой повелитель! Неужели вы не знаете его?—нашептывает он на ухо баю о человеке достойном.— Ведь это же известный интриган! На эту его уловку вы должны ответить так, а вот на ту — эдак». И добивается того, что бай начинает заноситься и говорить доброму человеку не те слова. Отворачивается от бая добрый человек, недовольный разговором с ним, а советчику только этого и надо. «Вот видите, каким он оказался?— заключает он.— Хорошо, что вы последовали моему совету. Хитрил ведь! Разве доброжелатель так поступил бы?..» Теряет волю бай и отныне и шагу ступить не может без своего советчика. Перестает он верить людям, и люди больше не верят ему.
Таков нынче разум степняка Ли образ его жизни.
Слово 43
Душа и тело даны человеку природой. Свойства же его различного происхождения. Одни, так называемые непроизвольные, рождаются вместе с человеком, другие приобретаются им в результате труда. Потребность есть и пить — прирожденная. Сон тоже. Желание увидеть мир и познать его — также непроизвольная потребность. И только ум и знания являются плодами трудовой деятельности человека.
Человек познает мир, наблюдая глазами, слушая его звуки ушами, прикасаясь к предметам руками, вдыхая запахи носом, определяя вкус языком. Все его ощущения — и приятные и неприятные — запоминаются ему, как определенные образы. Усваиваясь указанными пятью органами чувств, они располагаются в памяти в определенном соотношении, создавая некую систему образов. Образность того или иного явления или предмета, прочность закрепления его в памяти находятся в прямой зависимости от силы впечатления, произведенного этим предметом или явлением. Впечатление от какого-нибудь нового явления может привести в движение целый ряд ранее усвоенных образов, и некоторые из них становятся еще более яркими, а другие тускнеют. Итак, мы имеем дело не с системой неких застывших образов, сложившейся от первоначального восприятия, а с непрерывно изменяющейся формой познания мира. Человеческий дух постепенно крепнет этими приобретениями — радостями и переживаниями. Нетрудно понять, почему сила духа на первых порах слаба: она в этот период, в основном, зависит от объема или суммы познаний. То есть, чем больше отягощена память, тем больше крепнет человеческий дух, его воля. Человек критического ума, склонный к анализу, умеющий отделять нужное от ненужного, как правило, обладает сильным духом. А тот, кто не размышляет над услышанным и увиденным, не только не приобретает нового, но и теряет старые познания. Дух его слабнет. Человека, понявшего это, думается, уже можно назвать умным.
Но есть иная категория людей. «Что я могу поделать, раз бог не наделил меня умом?— разводят они руками.— Он создал нас неодинаковыми: ты умен, а я —нет...» Эти люди клевещут на бога, чтобы обелить свое невежество и леность. Разве бог говорил кому-нибудь из них: «Не наблюдай, не прислушивайся, или не задумывайся над тем, что увидел и услышал, или не запоминай ничего?» Разве бог заставил его, скажем, предаваться безудержному веселью, гнаться за угощениями, подолгу спать или хвастать? Нет, не бог виноват в том, что этот человек потерял духовные ценности и превратился в животное.
Вообще, странных людей на свете хоть отбавляй. Есть и такие, которые согласны, что ум складывается в процессе труда, а желание — это непроизвольное чувство, изначально заложенное в человеке. Спорить тут не приходится, ибо стремление познавать можно заметить в каждом ребенке. Но дальше эти люди утверждают: у кого было больше желания, те, понятно, стали умными, а у кого желания было меньше, те не смогли ничего достичь. Неверное утверждение. Мы уже говорили: сила- духа на первых порах жизни человека незначительна, и если не развивать своего стремления к познанию, то легко потерять даже то малое, что имеешь. Мастерство человека, его искусство шлифуются непрерывными занятиями, упражнениями. Бездеятельность приводит к тому, что постепенно начинают стираться те или иные грани мастерства, а потом перестает существовать и само мастерство. Человек может даже не заметить, что он стал другим. Ведь мастерство или знание не предупреждает, вот, мол, я ухожу... Просто человеку нужно всегда помнить, с каким трудом он рос и познавал мир. Потеряв свои знания однажды, неимоверно трудно овладеть ими снова: может не хватить силы духа.
О силе духа, или, как говорят, о душевной силе, можно писать бесконечно, ибо рассуждения о ней представляются мне началом самостоятельной науки. А всякая наука беспредельна...
Но есть три свойства, которые, как мне кажется, составляют основу человеческой сущности.
Первое — живость восприятия. Что бы ты ни увидел и ни услышал, о чем бы ни узнал, ты должен не только быстро установить суть нового, но и выяснить, что оно даст тебе в будущем. То есть необходимо определить при этом две возможные крайности: какая будет от него польза и какой вред. Без подобной подвижности ума, которая в кратчайшее время выясняет степень ценности нового, нельзя считать достаточно полезной даже самую кропотливую и долгую учебу. Человек обязан научиться вовремя продумывать сложившееся положение, вовремя принимать решение и осуществлять его, короче говоря, он должен вовремя сказать свое слово. В противном случае его всю жизнь будет преследовать раскаяние. «Ах, какая досада!— будет думать он,— Надо было поступить иначе. Упустил я время...»
Второе — это свойство, объясняемое через притягательную силу однородного. Эта сила в , способности сравнивать то новое, что человек узнал, с уже известными ему истинами. Действительно ли они однородны полностью? Или, скажем, схожи только отдельные свойства? Желание установить связи между новым и старым заставляет человека спрашивать о непонятном у других, изучать его по книгам, размышлять.
Третье — это впечатлительность сердца. Ее можно сохранить, если оберегать сердце от хвастовства, корыстолюбия, легкомыслия и беспечности. Тогда, как в чистом зеркале, отразится в сердце любой образ, и он воспримется всем