Горбачи, водятся у берегов Ньюфаундленда, длина от 40 до 70 футов.
Полосатик, американский кит; его никогда не убивают по причине быстроты движений.
Синий кит, водится в реке Святого Лаврентия, длина 90 футов, убивают его редко по причине чрезвычайной подвижности.
Серый дельфин, 30 футов длиной, его никогда не убивают по той же причине.
Кит-убийца, или молотильщик, длина около 30 футов; часто убивает других китов, с которыми вечно находится в состоянии войны.
Гринда, длиною 20 футов; дает от 8 до 10 баррелей. Морская свинья, весит около 160 фунтов.
В 1769 году жители острова снарядили 125 китобойных судов, из коих 50, возвратившиеся первыми, привезли 11 тысяч баррелей жира. В 1770 году было снаряжено 135 судов для рыболовного промысла с командой из 13 человек каждое; 4 корабля, совершающих рейсы в Вест-Индию, — по 12 человек; 25 судов с лесом — по 14 человека; 18 каботажных судов — по 5 человек; 15 торговых судов, совершающих рейсы в Лондон, — по 11 человек. Всё вместе составляет 197 судов с командами в 2158 человек. Обратите внимание на успехи островитян, если вместо нескольких китобойцев они теперь владеют таким флотом!
По нравственным правилам, предрассудкам и обычаям люди, которые проводят две трети жизни в море, должны, естественно, отличаться от своих соседей, живущих земледелием. Длительное воздержание моряков, соленый воздух, коим они дышат, постоянные опасности, смелость, необходимая для их преодоления, даже влияние ветров, которое они испытывают, — все это, как легко вообразить, должно по возвращении на берег вызвать у них сильную тягу к спиртному и к тем удовольствиям, коих они так долго были лишены и с коими вскоре им придется снова распроститься. На берегу даже последний бедняк способен удовлетворить многие желания, но в море это совершенно невозможно. Однако, несмотря на мощное действие подобных обстоятельств, я по возвращении здешних флотов не замечаю никаких излишеств, никаких шумных возлияний, тогда как в наших городах на континенте беспечный моряк предается самым низменным удовольствиям и, напрасно полагая, что неделя разгула вознаградит его за долгие месяцы воздержания, безрассудно растрачивает за несколько дней пьянства плоды полугодового труда. Здесь, напротив, всюду царит мир и порядок, очевидно, по причине того, что все моряки на острове женаты, ибо они вступают в брак очень молодыми, и радость возвращения к семье вытесняет все прочие желания. Они уходят в море совсем по иным причинам, нежели большая часть других моряков; в объятия сей стихии их толкает не лень и не пьянство, а твердый план, вполне обоснованная надежда заработать себе на жизнь; они очень рано приобщаются к сему ремеслу, ибо почва на острове скудная, и если б им пришлось остаться дома, то чем бы они могли заняться? Оттого море и становится для них как бы родовым наследием; они отправляются ловить китов с таким же удовольствием и спокойным безразличием, с таким же нетерпеливым ожиданием успеха, с какими сухопутный житель приступает к расчистке болота. Первые вкладывают свое время и свой труд в добычу жира с поверхности моря; вторые — в добычу сена с земель, где прежде не было ничего, кроме кочек, поросших болотной травой. Среди тех, кто не ходит в море, я наблюдал такое же спокойствие, что и у жителей континента; на их лицах не видно уныния, а их сдержанность и благовоспитанность столь для них естественны, что мне показалось, будто я нахожусь в Филадельфии. Когда я высадился на берег, меня сердечно приняли те, к кому я имел рекомендательные письма; такое же искреннее гостеприимство мне оказывали другие, с кем мне довелось познакомиться позже, и могу сказать Вам, что редкий путешественник, прожив здесь хотя бы месяц, не сведет знакомство с главами наиболее почтенных семейств. Куда бы я ни пошел, везде я находил простоту речи и манер; они были даже более старомодны и чопорны, чем я ожидал, и вскоре я понял, что сие проистекает из их обособленного положения, препятствующего сношениям с другими. Поэтому легко понять, как они сохранили все особенности, коими прежде отличалась сия секта. Ни один пчелиный улей никогда еще не вкладывал в добычу воска, цветочной пыльцы и меда столько стараний, сколько члены сего общества; каждый житель города занимается своим делом с большим усердием, но без той рабской покорности, какая, говорят, господствует в Европе. Мастеровой, по-видимому, происходит из столь же почтенной семьи, так же хорошо одевается и питается, пользуется таким же уважением, как те, кто нанял его на службу; некогда они состояли в близком родстве; разная степень преуспеяния составляет причину различных оттенков, существующих в их общине. Однако сие случайное различие до сих пор не вызывало ни надменности и гордости с одной стороны, ни раболепства и униженности с другой. Все их дома опрятны, удобны и уютны; в некоторых помещается по две семьи: когда мужья уходят в море, женам не требуется столь просторное жилье. В домах много прочной мебели, ценной скорее своим удобством, нежели украшениями. Куда бы я ни пошел, везде меня встречали радушно и доброжелательно, и уже после второго визита я чувствовал себя так свободно, словно был старинным знакомым семейства. У жителей Мартас-Винъярда такое изобилие всего, как если бы их остров расположен среди богатейших земель Виргинии, и я с трудом убедил себя, что покинул близлежащий континент, где все в избытке, и нахожусь на бесплодной песчаной отмели, удобренной одним лишь китовым жиром. Здешние сельские постройки весьма незначительны и служат лишь пользе, а лучшие из них находятся далеко от города, и потому я несколько дней развлекался беседой с наиболее понятливыми горожанами обоих полов и знакомился с различными отраслями их промышленности, с различными предметами торговли и с тою природною мудростью, которая, несмотря на недостаток всех необходимых материалов, продуктов и т. п., тем не менее позволяет им преуспевать, жить в достатке и даже иногда составить себе порядочное состояние. Все вместе взятое являет загадку, разгадать которую можно, только приехав на место и наблюдая национальный гений, привезенный первыми поселенцами, а также бесконечное терпение и настойчивость островитян. Все они от высших до низших отличаются необыкновенной остротою суждений, хотя и не получили никакого академического образования; все наделены немалою долей здравого смысла, который усовершенствовался благодаря опыту их отцов, а сие есть наш самый надежный и лучший проводник по жизненному пути, ибо он всего более приближается к безошибочности инстинкта. Блестящие таланты и университетские пауки были бы здесь совершенно бесполезны и даже опасны, они извратили бы безыскусные суждения островитян, совлекли бы их с полезного