Мрачное молчание, пока Мало думала. «Похоже на то», — сказала она.
Я в последний раз затянулся трубкой, затем выбил ее о кирпичи.
— Все это ради заживляющих прививок, — сказал я. — От кашля. В этом нет никакого гребаного смысла.
— Может быть, он знает кого-то, кто болен? — сказала Мало.
— Сомневаюсь. — Я встал, отряхнулся и аккуратно убрал остаток трубки.
— Тогда что ты считаешь? — спросила Мало.
— Я считаю, что что-то не так, — сказал я. — Но я пока не знаю, что именно. — Затем я пожелал ей спокойной ночи и направился обратно по дороге к дому Аны.
Часть II: И Весь Мир — Дикий Сад
ГЛАВА 15
| | |
АНА СИДЕЛА СОВЕРШЕННО неподвижно в темноте своих комнат, впитывая мой отчет, и каждые несколько минут рассеянно перебирала струны своей пифийской лиры. Когда я, наконец, закончил, ее пальцы оторвались от струн, и она медленно повернула ко мне лицо с завязанными глазами, ее рот был открыт от возмущения.
— Он оставил… гребаную записку? — недоверчиво спросила она.
— Э-э, похоже, что так, мэм. Вместе с головой.
Ворчание Аны продолжалось и продолжалось. Казалось, она совершенно забыла о моем присутствии.
— Мэм? — спросил я. — Вы…
— Я имею в виду, — наконец прогремела она. — Он оставил записку! Я просто… я просто не могу, блядь, поверить, что у него хватило наглости оставить записку! Это меня ужасно беспокоит!
— Я тоже был обеспокоен, мэм, — сказал я. — Хотя в основном из-за вида этой го…
— Но, честно говоря, все это воняет дерзостью! — Она сорвала повязку с глаз, вскочила на ноги и принялась расхаживать по комнате, как заключенный, которому только что сообщили о продлении срока наказания. — Ты можешь себе представить, Дин, сколько нужно ярдов отваги, чтобы врываться в такие тщательно охраняемые учреждения, не имея ничего, кроме уверенности в себе? При этом прекрасно понимая, что простая встреча не с тем человеком в неподходящее время немедленно приведет к твоему насильственному аресту? Да ведь член делегации мог по разным причинам вернуться в башню, заметить этого гавнюка, прогуливающегося там, и спросить: Эй, кто ты такой, черт тебя побери? Подобное особенно опасно здесь, в этом городе, который буквально кишит солдатами, опасающимися насилия, каждый из которых имеет право прикончить любого, даже не поцеловав в щечку! А теперь — это! Долбанная записка! Я думаю, нам не нужно утруждать себя разглядыванием лиц, чтобы найти этого человека, Дин! Просто обрати внимание на парня, у которого яйца достаточно велики, чтобы вызвать деформацию спины, и мы найдем преступника!
Она села и принялась яростно настраивать свою лиру.
— Он не вор, Дин, — заявила она. — И не контрабандист. Потому что контрабандисты не оставляют записок — и, конечно, они не оставляют политических записок.
— Политических?
— Да! Ты что, так плохо знаешь историю своей Империи, Дин? Этот ублюдок цитирует самого императора!
— Он… что? — озадаченно спросил я. — Я думал, что император говорил Sen sez imperiya, а не…
— О, черт бы все это побрал! — вскипела она. Затем она прочистила горло и, казалось, начала декламировать по памяти: — И вот император сказал своим советникам: «Мы видели, как пали многие империи, потому что они не простирались дальше дыхания своих императоров. Они пришли в упадок и стали несправедливыми. Если я хочу, чтобы эта новая империя существовала, я не должен объявлять своему народу: Я есть Империя. Скорее, я должен сказать им: Вы есть Империя. И с этим благословением они создадут государство на века. — Она фыркнула. — Это из Письма и Беседы Атаски Даавира, Четвертого и Последнего Императора Великой и Священной Империи Ханум. Шестнадцатое письмо, если я правильно помню.
— Хорошо… Но на что он намекает, цитируя слова императора в своей записке?
— Черт меня побери, если я знаю! — прорычала Ана. — Но это довольно громкое гребаное заявление! Особенно здесь, в Ярроу, где статус Империи под большим чертовым вопросом! — Она подняла руки и изобразила, что что-то отталкивает. — Я презираю это. Я презираю весь этот гребаный спектакль! Ничто не раздражает меня больше, чем убийцы-актеры, как будто их мерзкие дела являются каким-то мистическим чудом!
— А первая строчка, мэм? — спросил я. — Насчет тех, кто пьет из костного мозга?
Ее лицо слегка расслабилось.
— Да… Для тех, кто пьет из костного мозга. Это очень любопытно. Этого нет ни в одном известном мне тексте. — Она склонила голову набок. — Хм. Костный мозг… Костный мозг в этом городе крови.
Я взглянул на занавешенное окно и увидел за ним полоску залитых лунным светом волн залива. Меня охватил глухой ужас.
— Вы думаете, это как-то связано с кровью титана, мэм? — тихо спросил я. — Или с Саваном? Тем самым местом, где они добывают кровь?
— Возможно. Потому что, в некотором смысле, разве не все мы — так или иначе — пьем из костного мозга титана?
Я вздрогнул, но ничего не ответил.
Желтые глаза Аны стали узкими, как лезвие ножа.
— Знаешь, около десяти лет назад я прочитала одно предложение, в котором упоминался костный мозг… Группа апотов была очень встревожена из-за Савана, утверждая, что вся наша система получения реагентов и прекурсоров ужасно хрупкая. Конечно, так оно и есть! Мы чем-то похожи на те кланы в древних пустошах, которые могли убивать животных только в сезон дождей и были вынуждены изыскивать всевозможные ужасные способы, чтобы сохранить мясо в засушливые месяцы. Вместо того чтобы тащить мертвого левиафана в Ярроудейл, чтобы извлечь его ихор раз в сезон дождей, эти апоты предложили извлечь кусочек костного мозга и перенести его вглубь материка, чтобы он мог — возможно! — продолжать выделять кровь. Таким образом, весь этот ужасный гребаный процесс стал бы неактуальным.
— Что случилось с этим предложением?
— Ничего. Иметь дело с внутренностями левиафана — катастрофически опасное занятие. Каким сумасшедшим засранцем нужно быть, чтобы залезть внутрь и покопаться там? Все это было отложено в долгий ящик. Возможно, это совпадение. Или, возможно, наш преступник просто сумасшедший. Я не могу сказать наверняка.
Она погрузилась в тягостное молчание и некоторое время просто раскачивалась взад-вперед, не произнося больше ни слова.
— Тогда… что мы будем делать, мэм? — спросил я.