Маршалы Эзерминори продолжали наблюдать бессовестно чистое небо, психовали и теряли один корабль за другим. Коллапсируя, наши позитронные двигатели взрывались и убивали стреляющего. Как пчелы: один выстрел — и награда посмертно. Боевых кораблей насекомых поднялось всего пятьсот против нас. И то — это колоссальная армия для одной планеты! И нам досталось. Вот имперский крейсер, и через секунду — горошина… Плесните своего курарчелло.
— Вы же в курсе, что на андроидов не действует алкоголь?
— О, Шима, вот умеешь ты… давай на «ты»… вот умеешь ты развеять эффект плацебо.
— Всегда к услугам. Но курарчелло мне не жалко, что ж.
— Ты вот думаешь, сколько времени нужно, чтобы уничтожить планету? День? Час? Шима, мы собирались уложиться в полчаса. Наверное, затем уж просыпаются совесть, жалость, сомнения. Нельзя было этого допустить. Очень скоро у Эзерминори не осталось никого, чтобы вести бой в космосе. На кораблях эзеров нет специальных радаров, чтобы вычислить несоответствие между положением звезд и их копий. Смерть косила их просто из ниоткуда. Мы потеряли в общей сложности двести крейсеров. Много. А теперь спроси, почему оно того стоило.
— Почему оно того стоило, Эйден?
— Все это время мы формировали из своих кораблей невидимый контур. Орбитальную сферу. Каждый шаг был рассчитан заранее: крейсер встает на свое место, запускает все телепорты, какими располагает, и цепляется ими к соседям. Каждый к четырем другим: эдакая… четырехвалентная связь. А пятым, последним телепортом, команда отправляется в коллаборат свободных крейсеров на границе системы. Затем пятый луч встраивается в общий контур, замыкает ячейку, и корабль уже не может выйти оттуда, не нарушая целостности сферы вокруг планеты.
Каждый орбитальный крейсер имел свой конкретный, строгий план действий. Какие телепорты связать между собой, какими — прыгнуть на коллаборат. Как только эвакуировались три четверти людей — коллаборат перестал прятаться.
— Но ведь эзеры открыли огонь!
— Да. Сильнейшими планетарными коронадами, — вслед за Шимой андроид запустил своей пробиркой в тот же термостат, где остатки коктейля рассыпались фейерверком. — Они думали, что стреляют по коллаборату, а на самом деле — по сфере вокруг планеты. Она еще достраивалась, но корабли орбитального контура, связанные телепортами, принимались оружием за единое целое. И для коллапса не хватало мощности коронад. Понял теперь, чего мы хотели? Чтобы коллапсировал не каждый корабль по отдельности, нет… Чтобы контур целиком коллапсировал внутрь! — Эйден сжал яблоко в руке, и силы робота хватило, чтобы оно смялось и брызнуло. Кафт вздрогнул, а яблоко полетело в термостат. — Эзеры не понимали, что делали. Они решили нарастить силу удара до максимума, и на это требовалось еще какое-то время. Они не соображали, что это ловушка. Корабли с полными баками позитронов — сотни кораблей — готовые выстрелить собой в планету. Но насекомые думали, их коронада просто еще недостаточно сильно бьет. И крутили резистор, не задумываясь. А контур был почти закончен. Шли минуты… Мы не знали точно, сколько еще…
Когда на мостик ворвался энсин — очумелый, с буйным взглядом — я думал, эзеры обнаружили сферу или прорвали ее. Понимаешь? Вот что казалось мне катастрофой, вот из-за чего впервые в жизни сердце зашлось.
Но помню, он прокричал:
' — Милорд, там Наэль риз Авир!.. Не вернулась в коллаборат! Перепутала телепорты, или они сработали не так… Вместо эвакуации прыгнула в какой-то из соседних кораблей! А эвакуация-то уже все!.. Телепортов досюда уж нет больше…
— Контур замкнут полностью? Еще остался где-нибудь разрыв? — мы с Джуром напали на штурмана. Герцог навис над лейтенантом, мешал ему вертеть конвисферу, расталкивал изображения. Я не оттеснял: Наэль — его племянница, его любимая проказница. Одна из немногих родных, кто и его любил в ответ. Я ожидал приговора штурмана, снаряжая личный шаттл.
— Нашел одну трещину! — догнал меня ответ лейтенанта, обернутый в стенания герцога. — Последний эвакуационный телепорт близко к Наэль — тыщ пять миль всего. Она уже бежит туда! Но Ваше Величество… мощность коронады эзеров на пределе. До коллапса орбиты десять ми…
— Разорви контур рядом с ней, — теряя голос, одним дыханием взмолился Джур.
А я взбесился на него.
— Я не могу! Еще хоть один корабль снизит валентность — и контур схлопнется по частям! — я разбил руку о переборку, доказывая, как именно все будет. — И все пилоты в том бою погибли зря, да? Скажешь это их родным? Я не говорю о… (это было чудо, что так и не сказал. Не ткнул его в бюджетные траты на подготовку и осуществление плана). Джур, нам нельзя, Джур… Нет.
— Что значит, нет! Ведь это же…
— Координаты разрыва мне в шлюпку! — исчезая, я уже знал, что меня слышал весь флагман'.
Пять тысяч миль Наэль должна была преодолеть за десять минут. Конечно, основную часть телепортами, но между ними — от шлюза до шлюза — на своих двоих через весь корабль. Через одиннадцать кораблей. По крейсеру в минуту, обивая колени о переборки и консоли. Бежать спринтом, как гепард, врезаясь ребрами в газовые кресла, которые вечно ни черта не видно! Падать на порогах модулей, расталкивать обрывки конвисфер. Оставлять кровь, слезы на погасших мониторах. Ломать ногти о клинкеты. Аварийные огни мигали и путали ее: в их свете теряешься даже в знакомых коридорах. Телепорт — шлюз — мостик — шлюз — телепорт… и снова. И снова. Стыковаться с контуром было нельзя. Я мог лишь подвести шлюп к разрыву и протянуть ей телепорт на свободный приемник.
' — Быстрее! — подгонял я, проклиная себя за это, ведь она и так бежала на пределе. На пределе были и мои нервы. И целой армии, наблюдавшей безрассудство двух первых лиц Империи. С Джуром-то все было понятно сразу. Но они там решили, что и я могу бросить все, бросить их ради нее! Это ведь естественно… для человека. Когда Наэль оставалась треть пути, контур засбоило: шлюп Джура стыковался с одним из кораблей ближе к ней.
— Нельзя, назад!
— Она не успеет к тебе! — рычали на меня из комма.
— Джур, ты выбьешь крейсер из контура! Будет еще дыра!
— Отвали от меня, р-робот, машина!'
Как же он, мать его, рисковал. Стыковка