Нет.
Слезы неконтролируемой волной полились из глаз.
Алиса!
Я резко дернулась в сторону дома, наплевав на тропинки и пересекла весь путь по газону.
Влетела в дом и застала Алису, которая стояла в ванной и пыталась себе нацепить заколки на волосы.
От сердца отлегло, но не намного.
Паника душила меня как веревка висельника.
— Алис, оденься, — быстро сказала я и дернулась к шкафу. Натянула на себя первые попавшиеся штаны. Дала в руки дочери кугуруми лисицы, схватила телефон.
Алиса быстро натянула на себя комбинезон и вступилась в угги.
Я потянула дочь за собой крепко сжимая ее ладонь. Вышла на крыльцо и быстрым шагом направилась к забору. К охране.
— Алексей! — нервно крикнула я за пару шагов от машины. — Алексей, Матвей пропал!
Мужчина весь побледнел.
— В смысле пропал? Никого возле дома не было. Я наблюдал, — Алексей судорожно вздохнул и дернулся рукой к мобильному.
— Я не знаю как. Вот только что. Он вышел за мятой на грядки и пропал, — нервно и резко сказала я, стараясь, чтобы голос не дрожал от испуга. Алиса обернулась. А потом спросила на грани слез:
— Куда пропал? — тонко всхлипнула дочь и отшатнулась от меня. — Он не мог! Он обещал, что будет всегда с нами! Я спрашивала.
— Стойте! Нет! Сядьте в машину. Я проверю весь участок, — быстро сказал Алексей, открывая нам дверь. Я юркнула внутрь и следом залезла дочь.
Нет. Матвей не мог уйти сам.
Он мог пойти к тому кого знал.
А у нас не стояло разговоров о том, что если его мама появиться, то он не должен был подходить.
Нет.
Она не могла, да и зачем ей это. Она же сама призналась, что сын ей не нужен.
Она же сама говорила, что не приблизится к ребенку, что теперь пусть Ярослав воспитывает.
Она же не хотела даже на глаза Матвею появляться…
Нервы били по сознанию и через пару мгновений я поняла, что мигрень с затылка поднялась и затопила всю голову.
Мне перестало хватать воздуха, и Алиса тонко заплакала.
— Мамочка, — захлебываясь слезами, сказала она, прижимаясь ко мне всем тельцем и оплетая меня своими ручками. — Мама, почему, где Матвей?
Я не знала что сказать. И вообще не стоило при не говорить об этом, но у меня голова с трудом распознала сейчас образы и слова, куда там до логики.
— Тише, родная. Тише… — шептала я, прижимая к себе дочь и начиная ее баюкать. Но вместо успокоения дочь только сильнее заходилась всхлипами и слезами. Сознание рвалось от боли и отчаяния.
— Виктория Евгеньевна, — сказал Алексей, открывая дверь машины. На участке все в порядке. Нет никаких следов, чтобы можно было сказать, что Матвея увели…
На последних словах Алексей осекся, глядя на плачущую Алису и нервно вздохнул.
— Он не мог сбежать и неоткуда было. Он же не полез через забор? — спросила я риторически и телефон сдавила сильнее. — Надо звонить мужу.
— Да, вы правы. Сейчас я наберу его и все объясню. Вы все взяли? Мы уезжаем, — сказал строго Алексей, потому что сейчас споры были бессмысленны. Я только кивнула и охранник закрыв дверь, развернулся к машине спиной. Вытащил мобильный и стал набирать суда.
— Мама, куда делся Матвей? — снова спросила со слезами в голосе дочь и уткнулась мне в бок лобиком. — Мамочка…
Я сцепила зубы, чтобы не кричать в голос.
Мне было люто страшно.
Мне было больно от осознания, что с ребенком, которого мне доверил Ярослав что-то случилось.
Мне было страшно посмотреть в глаза мужа, но страшнее всего мне было за Мотю.
Меня пробрала неконтролируемая паника при мысли, что с малышом могло что-то случится. Мне казалось у меня сердце не выдержит этого накала и этой паники.
Я дернула ручку двери и вылезла из машины. Алексей грустно покачал головой.
— Ярослав Викторович не доступен.
Я мельком глянула на время. Начали девятого. Он обычно в это время работал и скорее всего был на процессе.
Страх парализовал и отдавался в каждой клеточке тела неконтролируемой болью.
По улице снизу выехала машина. Иномарка. Седан. Я проследила за белым авто и поняла, что увидела.
На заднем сидении, со стороны пассажира, метались в окне черно-белые ушки панды.
В машине увезли Матвея.
Глава 46
Ярослав
Моя жизнь разделилась на до и после. Я не мог представить, что появление ребенка одновременно и разрушит все и заложит фундамент чему-то новому.
Это было больно. Это было страшно осознавать, что как муж и жена, я с Викой больше никогда не буду, но как семья мы оказались намного сильнее.
И я был благодарен Виктории за то, что она поступила по совести, а не била меня обидой, чтобы вина разрасталась во мне с каждым днем все сильнее. Я серьезно был ей благодарен, что она не воспринимала ребенка как виновника, а относилась к нему так словно бы ничего не происходило между нами. И Матвей это чувсвовал и с каждым днем все больше привязывался ко всем нам.
И я не представлял каких богов благодарить за мудрость одной маленькой сильной женщины, которая несмотря на боль принимала мою ошибку.
Я не был ее достоин. Вику я не заслуживал, потому что не смог оправдать ее доверие, ее отданную в мои руки жизнь.
И я смиренно принимал наказание в виде того, что мы и остались семьей, но потеряли друг друга.
С каждым прожитым днем я видел, как в ее глазах исчезал я. Как она затапливала душу пустотой, где раньше все было занято мной.
Не то жестокость, когда человек просто исчезал, а то, что с каждым днем он переставал любить, только твоя любовь с этим же днем росла.
И я понимал абсурдность ситуации. Догадывался, что так долго не будет продолжаться и однажды в ее глазах не останется ничего кроме боли из-за нас двоих. Прежних.
И тогда я гнал от себя эти мысли и старался зацепится хоть ненадолго за ее тепло.
Я догадывался, что одним зимним вечером она подойдет и скажет:
— Яр, мы затянули этот разговор, не находишь?
Да все я понимал, только подписать бумаги и развестись не находил сил, потому что это означало, что Вика и Алиса исчезнут из нашей с Матвеем жизни и если я сквозь сомкнутые зубы, до боли выжженными нервами приму это, то малыш…
Я не знал как он поведёт