— А тебе станет легче, если еще одного русского полковника посадят?
— Но мы же не воевать идем!
— Это правда.
— И Макаров умер. Без него русские точно не смогут хорошо сражаться.
— Говорят, царь струсил. И сами русские не верят больше в свою силу
— Точно, их предки отвернулись от них вместе со смертью Макарова.
— Ну, не знаю.
— Приказ все равно нужно выполнять.
Шепотки и ропот не затихали, но солдаты, броневики и обозы, явно собранные не за пару часов, продвигались все дальше и дальше на восток.
Одновременно с этим неспокойно было и в Белграде. Еще недавно город праздновал прибытие механизированного полка генерала Шереметева, который казался живым воплощением слова русского царя всегда поддерживать народ Сербии. Но сегодня русские солдаты стали не спасением, а проблемой.
Умер генерал Макаров, сербские и австрийские газеты срочно вставляли эту новость в уже сверстанные макеты, кто-то, не успевая, пускал дополнительный тираж! А к вечеру даже еще один, правда там на первую полосу попадали уже совсем другие статьи. Статьи о том, что Австро-Венгрия будет требовать интернирования русских частей, которые своим нахождением на Балканах нарушают и без того хрупкое равновесие между странами, способными договориться и без помощи со стороны.
И это звучало тем страшнее, чем больше людей видело, как на другом берегу Дуная собираются австрийские полки. Увы для Белграда, они были слишком близко к границе с коронным краем Штирия, и эта угроза всегда давила на небольшое, но гордое королевство.
— Наверное, они все-таки не рискнут, — обсуждали люди на улицах. — Это же нападение на Россию, а та этого так просто не оставит.
— Не нападение, а интернирование. Никого убивать не будут. Русские просто сдадут оружие, и их поселят в специальные лагеря, где им придется оставаться, пока Вена не продавит Санкт-Петербург. Все-таки одни вон, за рекой, а другие — умирают за чужие народы на другом конце света.
— Ты про Макарова?
— Он мог бы помочь нам, но поехал спасать негров. И кому от этого польза? Только зря умер.
— Но его ученик, Шереметев, тоже неплох.
— У него один полк, они смертники.
— А другие страны? Та же Франция — союзник России…
— Они уже объявили, что уважают то, что Балканы могут сами решить свои проблемы. Считай, сделали вид, будто ничего не видят.
— А мы?
— Сражаться за один чужой полк? Начать войну за кого-то другого, но у себя дома? Ты представляешь, что останется от Белграда, если кто-то решит дать тут полноценный бой?
— Ты слышишь?
— Что?
— Мне кажется, это играют трубы…
В тот вечер в Белграде трубы еще не играли — просто шумел ветер над Дунаем, а вот в Канаде генерал-майор Коуп получил телеграмму из Лондона и без долгих размышлений отдал приказ выдвигаться. Пара полков, расквартированных в Кингстоне, пойдут вдоль берега Онтарио, а основные силы повторят маршрут 1814 года. Из Галифакса в Истпорт, а оттуда все дальше и дальше на юг.
Еще одним местом, где тоже сразу начали играть трубы, оказалась Флорида. Собранные в Майами тыловые гарнизоны и отправленные в тыл раненые с луизианского фронта ждали атаки с запада, но никак не с юга. Однако вместо русских и орлеанцев по их душу неожиданно пришли крикливые полки южноамериканских бедняков. Жители Венесуэлы, Перу, Боливии и даже аргентинцы с бразильцами были вооружены японскими винтовками и тащили за собой немецкие пушки.
Их тайно и небольшими группами завозили сюда уже несколько месяцев, пользуясь общей неразберихой и проложенными контрабандистами тропами в болотах Эверглейда. Небольшие кипарисовые рощи создавали достаточно сухие островки, где будущие солдаты могли собираться, в то время как со стороны болот до них никто не смог бы добраться. И вот они, наконец, могли выбраться из этого ада.
— Как же я давно этого ждал! — почти черный мужчина с испещренными шрамами лицом кинул факел в крайний дом только что занятой ими деревни.
— Любишь убивать? — ухмыльнулся его товарищ, готовясь стрелять, когда из дома побегут прячущиеся там люди.
— Или тоже так надоели мошкара и аллигаторы? — хмыкнул еще один. — С ними даже посрать нормально не сходишь!
— Нет, просто ненавижу американцев. Их корабли сожгли мою деревню, их солдаты убили отца и даже говорить не хочу, что сделали с матерью. Теперь их очередь.
К окну изнутри дома кто-то подбежал и начал просить о помощи, но его никто не собирался слушать. Не стали бы они слушать и офицера-японца, который судорожно ругался, что какой-то обещанный им генерал опаздывает, но тот сказал, что до Майами осталось всего ничего… И вот ради такой цели можно было поторопиться.
* * *
— Может быть, скажем им, что Макаров жив? Просто без сознания, — Буденный ходил из стороны в сторону, потирая недавно приобретенный шрам над правым глазом.
Его до сих пор распирало от того, что он сам ни о чем не догадался. А Вячеслав Григорьевич его спас. И десятки людей, что отшатнулись в стороны благодаря ему, тоже спас. А вот сам — потерял драгоценные секунды и попал под удар. Несправедливо. Почему он, Буденный, ничего не смог понять в том хаосе?
А там на самом деле был хаос. Сначала Элис зачем-то ломанулась за ними. Ей навстречу выскочили несколько казаков из внутренней разведки во главе с Казуэ. Попытались перехватить, но тут грохнул взрыв, и японка будто сошла с ума. Увидела падающего генерала, выхватила пистолет и разрядила его прямо в американку. Тогда-то ее свои же и скрутили от греха подальше. А вот Элис неожиданно поднялась и, не обращая внимания на пулю в груди, рванула к генералу.
Первая успела и первая перевязала ему рану. Тогда многие решили, что у нее какой-то защитный панцирь под одеждой, но нет… Просто всплеск, как его, адреналина. Закончила бинтовать и рухнула без движения. Пришлось докторам спасать не только генерала, но и американку. Повезло, что Бурденко был рядом и как раз недавно научился что-то важное в головах штопать. Сразу несколько других хирургов только головами качали, а он быстро взялся. И теперь обещает, что уже скоро Макаров откроет глаза.
Вот только вряд ли он обрадуется тому, что случилось в последние дни. Его смерть как будто разделила Америку еще больше. На востоке и севере радовались, стараясь спрятать за триумфом облегчение от ухода столь опасного врага. А на юге и западе у людей начали опускаться руки. Буденный не знал, как там точно дела в Калифорнии или Техасе, но у них… Целые полки снимались с фронта и уходили в Новый Орлеан, а тут —