— Принимать.
— Сражаться.
Офицеры отвечали один за другим, и ни один из ответов никак не мог выбиться вперед. Логично: ни один из них никому не нравился до конца, но иногда нужно выбирать именно из двух зол.
— Какие же вы трусы! — в комнату для совещаний попыталась прорваться Вера, но Степан Сергеевич догадывался, что так и будет, поэтому поставил охрану. Скандалы и споры с ничего не понимающей в военном деле девицей — сейчас последнее, что ему нужно.
Если бы Макаров не умер, то можно было бы задать ему вопрос, хоть в прямом эфире, чтобы побыстрее… Он всегда помогал, но теперь его нет. Впрочем, сейчас даже у него вряд ли бы что-то получилось придумать. Или вышло бы? Внутри генерала проснулась ярость, как в тот день на Ялу, когда он услышал песню про комбата, когда солдаты пели… про него. Когда он понял, что на самом деле на что-то способен.
— Отпустите ее! — крикнул Шереметев охране, и Вера тут же вывернулась из их хватки. — Карту!
Он еще сам не понимал, что тут можно сделать, но верил, что выход есть. Если Макаров бы его нашел — а он бы точно нашел — то и он просто обязан суметь это сделать.
— Сидеть в обороне — нет, сдаваться — нет, что еще мы можем? — Шереметев смотрел на карту, но в голове была только звенящая пустота.
— Пробиться домой? — предложил Носков, хлюпнув носом.
— Австрийцы предусмотрели, по всему району у них заставы.
— Прорвать одну.
— Будем уходить через Сербию, они пойдут за нами, — принялся размышлять Шереметев. — Пойти через их территорию — они свяжут нас боем, а потом обложат, как диких зверей. Нас просто не хватит, чтобы прорваться… Там, где нас ждут.
Вот оно! Шереметев понял, что нащупал фразу, которая может все изменить. И где же тогда их не будут ждать?
— Мосты через Дунай вычеркиваем, — продолжал он. — Может быть, броды или паромные переправы?
— На востоке, как только заканчиваются болота, есть брод и переправа у деревни Винча, — включился еще один офицер.
— Там нас тоже ждут, — Шереметев сверился с докладами разведки. — На востоке же Россия, и австрийцы думают, что мы могли бы попытаться сбежать. Но мы же не бежим, а значит можем двигаться куда угодно… Что на западе?
— Там река Савва. А дальше город Земун, Австро-Венгрия. Правда, туда ведет железнодорожный мост… Но его тоже охраняют. Поменьше, чем на мостах через Дунай, но тоже прилично.
Поменьше. Направление, где их ждут меньше всего. Детали начали складываться в единую картину.
— А вы читали записки Макарова, как они захватывали мосты в Америке? — Шереметев почувствовал, как его накрывает вдохновение. — Небольшая группа зачищает охрану, а потом держит переправу, пока не придут основные силы. Носков, посадите роту на лодки и без звука по течению спуститесь к мосту. Мы же начнем погрузку броневиков на составы… Хотя нет, заметят, так что пойдем своим ходом. Тем более в Земуне мы снова переправимся. Через Дунай!
— Но вы же тогда попадете прямо к основным австрийским силам! Разве вы не от них хотите уйти? — тихо спросила замершая в дверях Вера.
— Дело в том, что мы окажемся не перед ними, а за их позициями. Как если бы «Варягу» в свое время удалось прорваться и пошалить на японских коммуникациях, — сравнение пришло в голову неожиданно. Но метко. Тем ведь в свое время тоже сделали очень похожее предложение.
— А рейд по вражеским тылам — это то, что мы тренировали чаще всего! — капитан Носков опять шмыгнул носом. — Это… Это… Это невероятно, генерал!
— Вот сделаем и будем хвалиться, — Шереметев с трудом сдерживался. — За работу, господа, за работу!
Все тут же начали вскакивать со своих мест и разбегаться. Степану Сергеевичу и самому нужно было очень много всего сделать, но не успел он сделать и шага, как Вера прыгнула ему на грудь, обхватила шею изо всех сил и впилась в губы.
— Я в вас верила! — вот и все, что она сказала, когда отпустила генерала через несколько очень долгих и сладких минут.
* * *
Полковник Дроздовский сидел в Ляояне под домашним арестом. Не камера, конечно, но он не видел особой разницы. Все равно не знаешь ничего, что творится в мире, ничего не можешь делать, а еще… Несмотря на свершенную месть, в сердце все больше и больше разливается черная тягучая пустота. Словно что-то не доделал, где-то ошибся.
— Сидишь? — дверь в дом неожиданно распахнулась, и внутрь вместе с уличной прохладой ворвался Александр Александрович Хорунженков.
Дроздовский не особо с ним общался, да и вообще не видел с тех пор, как Столыпин забрал 1-й конно-пехотный для поддержания порядка на севере. И вот Хорунженков здесь. Бодрый, с красными щеками, так разительно отличающимися от бледности самого Дроздовского. И еще ведет себя так бесцеремонно.
— Что вы себе позволяете? — спросил он, впрочем, без особого энтузиазма.
— Сидишь? Сиди, — Хорунженков словно не обращал на полковника внимания.
Вытащил заброшенный в дальнем углу проигрыватель для пластинок, достал одну спрятанную у себя на груди, а потом включил. Раздалось шипение, а после бодрый английский голос начал рассказывать, как был убит генерал Макаров.
— Храбрые американские повстанцы при помощи дочери президента Рузвельта провернули операцию, которая войдет в историю. Несколько бывших солдат отринули идеи луизианских бунтовщиков, убили своих заблудших товарищей и захватили одну из стоящих в городе батарей. После этого великолепная Элис задержала генерала разговором и передала на батарею координаты выстрела. Увы, сама девушка тоже погибла, но ее подвиг навсегда останется в истории.
— Это ложь? — Дроздовский впервые за очень долгое время вскочил, и его тело было полно сил и готово действовать.
— Насчет самой операции — ложь. Там точно не было никаких пушек. Насчет смерти генерала… Наши ничего не говорят, только сообщают об отступлениях под усиливающимся давлением врага.
— А ты тут?..
— Мир словно взбесился после этих новостей. Китай при поддержке Англии двинул почти двадцать тысяч солдат, чтобы занять Мукден. Как они уверяют, исключительно по религиозным и крайне мирным причинам, но… Мы-то понимаем, что все это — просто повод. И у меня не хватит сил, чтобы их остановить.
— А армия? У нас же еще достаточно войск в Маньчжурии. Двадцать тысяч они разметают за полдня!
— Царь не хочет начинать войну. Официальный приказ: в сражения не вступать, на провокации не поддаваться. Штаб в Санкт-Петербурге считает, что даже если китайцы дойдут до Мукдена, то просто сами заведут себя в наше окружение… Вот только если мы ничего не