Я с деловым видом уселся напротив него и с ходу сделал первый ход белой шашкой. Я видел, как обычно начинает партию Василий Анатольевич, жаль, я дальше за игрой не следил, сейчас бы пригодилось. Теоретически можно подключить к игре нейроинтерфейс, но я строго-настрого приказал ему не вмешиваться, иначе так будет нечестно.
Триумфально проигрывая третью партию подряд, я вспомнил вдруг про Евгению, которая уже дважды безуспешно позвала меня ей помочь, а я оба раза её не услышал, а потом и вовсе забыл.
Хотел уже было встать и пойти в лабораторию, но в этот момент дверь в ординаторскую бесцеремонно распахнулась и вечно недовольная всем на свете буфетчица ввезла каталку с нашим обедом. Я с удивлением заметил, что здесь только четыре порции, значит, Женя свою уже забрала и обедает теперь в одиночестве в лаборатории. Вот же гордая какая и обидчивая к тому же. Ладно, после обеда к ней зайду, буду грехи замаливать.
— Анатолий Фёдорович, — начал вдруг Василий Анатольевич, доедая рис с курицей, — а как же так получается, что я тут до прорыва на пятый уровень несколько месяцев горбатился, а наш новичок созрел меньше, чем за месяц?
— А это всё потому, Вася, — шеф нарочито иронично выделил имя собеседника, — что наш новичок участвует в рейдах в Аномалию, где ему приходилось недурно потрудиться. Я почему-то предполагал, что все давно в курсе, что Аномалия ускоряет «созревание» колец маны для следующего прорыва.
— Ну да, конечно, — неприятно скривившись, произнёс Василий Анатольевич. — Он же у нас в экспедиции ходит.
— Он тогда добровольцем вызвался, когда ты промолчал, — напряжённо ответил Герасимов. — Поэтому я тебе категорически советую молчать и дальше. Или тебя на этой работе что-то не устраивает и ты уже подыскал себе местечко потеплее, соответствующее твоим высоким запросам?
— Да чего вы так сразу-то? — пробормотал Василий Анатольевич, с трудом проглотив подступивший к горлу ком. — Я просто спросил.
— Ты не просто спросил, — ровно в той же жёсткой интонации сказал заведующий. — Сколько раз я тебе говорил, что зависть — хреновое чувство и совершенно бесполезное, выгрызающее сердце и мозг человека изнутри. Так что ты с этим прекращай. К тому же я вообще не понимаю твоих поползновений, ты же из известной династии лекарей, твой папочка наверняка тебе неплохо на жизнь подкидывает, судя по твоим доспехам и одежде. Да и местечко тёплое, скорее всего, тебя ждёт со временем, когда здесь ума-разума наберёшься. А Ваня у нас человек простой, ему не материальные блага, а трудовые успехи и достижения в радость, так что он тебе не чета, хоть и не обеспеченный.
Речь шефа было слушать невероятно приятно, но в то же время меня немного напрягала мысль об усилении конфронтации с Василием Анатольевичем, который этих высказываний теперь просто так не забудет. А самое обидное было то, что я ведь, действительно, перед ним ни в чём не виноват, хотя он по всей видимости так не считает.
Все замолчали, в ординаторской повисло напряжение, угрожающее ударить разрядом того, кто первым промолвит хоть слово, но внезапно возникшую неприятную ситуацию разрядила медсестра приёмного отделения.
— Господа целители! — воскликнула Света, резко открыв дверь ординаторской. — Там раненых привезли очень много!
— Да как же так? — пробормотал Анатолий Фёдорович, спешно поднимаясь с места. — А мы даже сирен не слышали.
— Так их со стороны восточных ворот привезли! — чуть ли не выкрикнула Света. — Да идёмте уже быстрее! Там тяжёлых много и мечутся все, как не в себе. Мы уже не справляемся!
— Интересно, — сказал Герасимов. — Ребята, побежали, нас ждут трудовые подвиги!
На ступеньках, ведущих из коридора в холл, стоял взъерошенный Константин и держался за голову, обводя взглядом творившуюся в приёмном отделении вакханалию. Окровавленные бойцы завывали не своими голосами, ползали по полу, таща за собой переломанные ноги, размазывали кровь руками по стенам и усердно втирали в плинтуса. При этом я видел, что до этого они были правильно зафиксированы и доставлены до приемного отделения, но видимо, что-то послужило триггером и они стали сходить с ума.
Всё это безобразие в сочетании со звуковым сопровождением наводили на аналогию кругов ада из книги известного на весь мир средневекового итальянского автора.
Появившаяся в коридоре Евгения чуть не уронила на пол штатив с пробирками, когда увидела такую сюрреалистическую картину, потом резко стартанула в сторону лаборатории. Вернулась она уже с двумя штативами, во втором были пробирки с новым ментальным эликсиром. Я помог ей раздать испытуемое зелье коллегам, и мы ринулись успокаивать с его помощью самых буйных.
Я решил начать с бойца, который остервенело сжимал кровавыми пальцами глотку своего товарища. Оторвать его от столь увлекательного занятия было нелегко, и мне пришлось применить на нём приём борьбы как на противнике, стоящем в партере.
Как только он оказался на лопатках и уставился на меня безумными глазами, я влил в его приоткрытый рот немного нового эликсира, тот его чисто автоматически проглотил. Эффект не заставил себя долго ждать. Солдат сразу прекратил выть и извиваться, в глазах исчезло безумие, появилось понимание и следом за ним — боль.
Я быстро прижал ладонь к его сердцу и мощным потоком влил немалое количество целительной энергии. Теперь он, по крайней мере, точно не умрёт, а пока его организм начинает заниматься вследствие моего воздействия, пусть и частичным, но всё же самоисцелением, я переключился на следующего буйного.
Для меня было полной неожиданностью, что мой пациент резко развернулся, взмахнул рукой и мне с трудом удалось остановить остриё штык-ножа в нескольких сантиметрах от своего лица. Чуть не поскользнувшись на залитом кровью линолеуме, я заломал ему руку и плеснул в рот золотисто-фиолетовой жидкости. Дозировать в такой ситуации очень сложно, влил, сколько смог.
Как их вообще доставили сюда вместе с оружием? Кто-то явно получит по шапке за такую халатность!
Быстро угомонив ещё одного буяна, я принялся за успокаивание следующего, но мне тут же пришлось переключить внимание на бойца, который повалил на пол Евгению Георгиевну, сел сверху и уже замахнулся, чтобы ударить, что есть силы, девушку в лицо. Я успел перехватить удар, взяв руку на болевой, но боль обезумевшему бойцу сейчас была абсолютно до лампочки. Не обращая внимания на угрозу перелома запястья, он замахнулся