Говори, Няньнянь, и мы тебя сразу отпустим.
Вот и молодец. Ты сейчас для своей семьи великое благо сделал.
Няньнянь, теперь беги домой и ложись спать.
Если встретишь кого по дороге, сноброда или неспящего, о наших делах ничего не рассказывай.
И я спрыгнул вниз.
И увидел, как мопед с Дамином и его братьями исчезает в ночи, исчезает за развилкой. Дядин коттеджный поселок вдалеке горел огнями, словно оттуда сейчас поднимется солнце. В деревне у развилки тоже горели огни и слышался шум, точно, деревня недавно проснулась и собирается подниматься с кровати.
Стоять у развилки было холодно и свежо, все равно как стоять на дне колодца или на дне ямы, которую сам себе выкопал. Спать совсем не хотелось. Голова была ясной, словно дом, где на рассвете распахнули все окна и двери.
3.(04:51–05:10)
И я пошел к дядиному дому.
Побежал к дядиному дому.
Без оглядки помчался к дядиному дому.
Будь мой дядя последней свиньей, все равно он мой дядя. Будь мой дядя последней собакой, все равно он мой дядя. Я побежал сказать дяде, что скоро к нему домой явятся грабители. Чтобы он не ложился спать, не снобродил и двери никому не открывал. Мопед поехал к дядиному коттеджному поселку Шаныпуй обычной дорогой, через крематорий. Ехать туда сначала по шоссе до западного конца дамбы. Потом через мост на восточный конец дамбы. А оттуда спуститься к лесу и реке. Я же побежал к дядиному дому по ближней тропе, которая на целых два ли короче. На целых три ли короче. Я знал, что если побегу со всех ног, то вперед грабителей окажусь у дядиного дома. И в самом деле вперед грабителей оказался у дядиного дома. Дорогой мне встретился ветер. Встретились деревья. А на земле под деревьями в чем мать родила лежали мужчина с женщиной и занимались своими делами. Не знаю, наяву они были или снобродили. От их радостных криков деревья вдоль тропинки ходили ходуном. Я издалека увидел, чем они занимаются, и вся моя кровь прилила к голове. И срам задрался между ног, точно железный лом. Очень хотелось подойти ближе и как следует все рассмотреть. Но надо было спасать дядю. У них там стоял фонарь. Для своих занятий они поставили в тени у дерева керосиновый фонарь. Прикрутили фитиль, чтобы свет фонаря был слабеньким и желтым, как у сиротливой звезды, которая скоро упадет с неба и совсем погаснет.
Свет их фонаря оставался все дальше и дальше.
И радостные крики стало совсем не разобрать.
Теперь я бежал через пустошь, бежал вдоль выпущенной из дамбы реки. Река Ишуй стелилась по земле широким полотном драного серебристого шелка. Плеск воды напоминал песню, или замогильный плач, или стоны голых мужчины и женщины, которые лежали под деревом. После я сообразил, что мужчина с женщиной были любовниками и решили побаловаться, пока все снобродят. Заснобродили и решили побаловаться. Но тогда я не мог понять, почему им вздумалось справлять супружеские дела не дома. Не в своей постели. Я увидел черную тень у дороги и испугался. Но подумал, что мужчина с женщиной под деревом сумели прогнать страх. Выдавить из себя страх. Я услышал жуткий клекот ночной птицы и испугался. Но закричал, как кричал голый мужчина, взобравшись на женщину — а-а-а. А-а-а — и ночные птицы испуганно разлетелись. И я больше ничего не боялся, я стал юным героем.
Впереди показался коттеджный поселок, где жил мой дядя. Он назывался коттеджным поселком, а не просто поселком. И жили там только богатые. Один дядин сосед торговал углем, разрабатывал месторождения, другой открыл сеть магазинов у нас в Гаотяне и в уездном центре. Еще в дядином коттеджном поселке жило несколько начальников отделов и управлений из уездной управы. И поговаривали, что там поселился целый начальник уезда. Богатый поселок. Элитный поселок. Обычных людей туда не пускают. Обычные люди туда без особой надобности и не заходят. Место солнечное. Рядом течет вода, спущенная из водохранилища. Сосны растут толще кипарисов. А кипарисы толще сосен. Стволы у софор, сосен и кипарисов толще кадушек. И корни каждого дерева присыпаны гравием. К каждому дому ведет каменное крыльцо в четыре ступени. Каждое