— Дубов! — кинулся он ко мне, не обращая внимания на присевших в реверансах девушек. — Тебя я и ищу. Ну ещё твою подругу, которая солнечных зайчиков пускает… Светлова, кажется.
— Теперь баронесса Солнцева, — поправил я его. — Что случилось?
— В городе проблемы с электричеством, в операционных не хватает света. Я один со своим даром не справляюсь, а других, кто может помочь, мне здесь не нашли.
— Я помогу, Ваше Высочество! — тут же вызвалась блондинка. — Дам столько света, сколько смогу.
— Отлично! — с облегчением выдохнул царевич. — Спасибо, баронесса. Поезжайте в центральный госпиталь. Около выхода вас ждёт машина. А к тебе, Дубов, у меня другое дело. Подожди отказываться! — взмахнул он рукой, видимо, заметив, как открывается мой рот. — Я бы не обратился к тебе без крайней нужды. Просто… Ярослав сейчас занят столицей. А у Павла с ним отношения были лучше, чем со мной. Боюсь, ты единственный, кто способен помочь.
— Павлу? — удивился я. — А что с ним?
— Долго объяснять, быстрее будет, если ты пойдёшь со мной.
— Хорошо, — кивнул я. — У меня есть пара часов до того, как дирижабль отправится в путь.
— Князь ставит мне условия… Дожили! — покачал головой царевич. — Будем надеяться, что успеешь. Идём.
Прямо перед нами уехала белая машина с красным крестом, увозя Лизу в госпиталь. Мы же с царевичем сели в потасканную карету, запряженную одним старым конём.
— Все машины сейчас в деле, — пояснил Владислав, устало откидываясь на сиденье напротив. — Даже эту коляску с трудом достал. Ты не смотри, что я царевич, Дубов. К роскоши я всегда был холоден и предпочитал практичность всему остальному. А дворцовые интриги на дух не переношу.
— Если дело в очередной интриге, — отвечал я, глядя в окно, — то я к ним отношусь чуть лучше, чем к Саранче.
За окном медленно проплывали улицы небольшого городка. Тротуары были заполнены людьми. Они сидели на своих чемоданах или просто стояли без каких-либо пожитков. Всех объединяло одно: выражение крайней озабоченности на лице. Никто не знал, что делать дальше.
— К сожалению, дело действительно в интриге. По крайней мере, мне так кажется. Последней интриге нашего отца. Ты всё поймёшь, когда мы приедем.
Вскоре карета остановилась у широких ступеней, что вели в ратушу. Небольшое серое здание вытянутой формы и всего с двумя этажами. Вокруг него стоял кордон из военных. Ещё множество солдат и ординарцев сновало туда-сюда по этим ступеням. Таскали ящики с оружием и припасами.
Вместо второго этажа, где обычно в ратушах располагались главные помещения, царевич повёл меня на первый этаж правого крыла. Коридор, которым мы шли, казался вымершим, хотя остальное здание гудело, как пчелиный улей. Мне даже не по себе стало, будто в морге оказался. Все двери заперты, окна справа задёрнуты шторами.
Царевич подошёл к самой последней двери коридора и знаком попросил не шуметь. Он приоткрыл дверь в тёмный кабинет и поманил пальцем заглянуть. Кабинет был погружён во тьму. Стулья вдоль стен, справа письменный стол с большим шкафом позади, ножкой от буквы «Т» к письменному примыкал еще один — длинный. На нём — тело, укрытое простынёй. В тёмном углу угадывалась фигура в белом мундире и со светлой головой.
Владислав прикрыл дверь обратно и заговорил шёпотом:
— Мы вытащили тело отца из города и положили здесь. Надеемся отбить город, чтобы похоронить его как подобает. Но дело в Паше. Он сидит так с момента прибытия. Я не знаю, что делать, Дубов. Ты единственный, кого он называл другом.
— Да… — потёр я подбородок. — Ситуация. Холодной водой окатить пробовали?
— С ума сошёл? Это царевич, а не пьянь подзаборная. Прошу, сделай что-нибудь. Я и так уже одного брата потерял, не хочу лишиться второго.
— Ладно… — на этот раз я почесал затылок.
Сюда бы Лизу, она у нас мозгоправ немного. С другой стороны… Паше и правда нужен друг. Или просто беседа. Так и быть, попробую поговорить: всё равно дирижабль пока готовят к вылету.
Кивнув царевичу, я резко распахнул дверь и один за другим зажёг в кабинете газовые рожки.
— Мда, теперь точно на склеп похоже, — пробормотал я.
Паша сидел на стуле в углу и смотрел на меня сухими красными глазами. Судя по всему, он в таком состоянии, когда всякие уловки не сработают. Только правда.
— Ты ещё жив, — произнёс, встав возле головы Императора. Павел сидел у него в ногах. — В отличие от него.
— Почему? — тихо произнёс Паша, уставившись куда-то в область своей коленки. — Во всех сказках добро побеждает зло, а потом Император правит долго и счастливо. Почему у него не так?
— Потому что жизнь — не сказка, — сказал я очевидную вещь.
— Тогда зачем⁈ — с надрывом воскликнул, вскакивая, царевич, и потрясая в воздухе ладонями. — Зачем вся эта сила, если ты не можешь вернуть близких? Он же был сильнейшим человеком в стране! Мудрейшим! Умнейшим! Но вот так просто!.. С одного удара… — голос Павла, метавшийся между стенами, как рикошетящая пуля, затих, и он опять сел на стул, уставившись на свои ноги.
Я молчал. Глаза бегали по кабинету. Он принадлежал какому-то чиновнику среднего звена. Книги в шкафу — своды законов и прецедентов в области градоустройства. На письменном столе аккуратные стопки бумаги, зелёное сукно посередине, чтобы писать на нём было удобнее. Стакан с карандашами и перьями, чернильница с засохшими пятнами. И мёртвый Император на столе для совещаний.
С момента смерти самодержца я не позволял мыслям заполнять мою голову. Слишком многое происходило, чтобы отвлекаться на них. Но сейчас пришло время дать им волю. Они замельтешили, как пчелиный рой, гудя и сталкиваясь, но в конце концов оформились в единую логическую цепочку.
— Ты правильно сказал, — наконец, заговорил я. — Твой отец был мудрейшим, и я ни за что не поверю, что он дал убить себя просто так.
— Это я виноват… — вдруг сказал Паша. — Когда увидел, на ком он собирается жениться, я захотел, чтобы кто-нибудь остановил его. Чтобы он не женился на Айлин! Так и случилось.
— Не, — скривил я губы, — вряд ли в этом дело.
— Тогда почему? Почему он позволил убить себя?
— Чтобы дать дорогу новому Императору.
— Алексею? Так у нас в стране теперь престол переходит? Надо отца своего убить? — вскинулся тут же Павел.
— Нет, — коротко мотнул я головой.
— Тебе, брат, — тихо, но твёрдо произнёс Владислав, вставший в дверях.
На несколько долгих мгновений повисла тишина. Жёлтые языки горящего газа встрепенулись от внезапно налетевшего