— Память? — несколько удивилась Нэсса. — Насколько знаю, помнит он всё нормально, ничего не забыл. Почему ты спрашиваешь?
— Да так, — ответил я хмуро. — Хрень тут какая-то происходит, в вашей обожаемой Академии Красок.
Глава 21
Бруммер в эти дни ходил довольный, как слон. Во-первых, он сводил Уну на свидание куда-то в город, а во-вторых, его почти перестали преследовать девицы из других кланов. Или, точнее сказать, охота вроде бы продолжалась, но уже вяло, без огонька. Две самые напористые охотницы больше не донимали.
Он связывал это с тем, что у него появилась официальная пассия, а конкурентки поняли — им ничего не светит. Да, вероятно, это сыграло роль. Но мне ещё вспомнилось, как я обмолвился Нэссе насчёт Уны и Бруммера. И я сильно подозревал, что именно Нэсса предложила красоткам умерить пыл. Продемонстрировала вот так ненавязчиво моему свежеиспечённому клану, что она белая и пушистая, а дружить с ней полезно.
До выходных я выполнил ещё один заказ, сделал следопытскую фотографию — на этот раз лично, без участия Уны, поскольку клиент хотел подпись лорда и готов был платить всю сумму. Деньги я положил на банковский счёт. На повседневные траты мне теперь хватало и без того, режим жёсткой экономии отменялся.
Ещё я заехал к Меттнику и к его приятелю, отцу Эйры. И тот, и другой не стали откладывать — сделали крупноформатные фотки и поместили в гостиных. И если Меттник вставил свой пейзаж в рамку, то его друг забабахал сразу фотообои. Получилось красиво, я был доволен. Оба изображения казались объёмными, и атмосфера чувствовалась. Я размашисто подписал их.
А в пятницу я поехал на выставку, куда меня пригласила Шиана.
Перстень я снял, как и обещал. Оделся попроще, в привычном стиле — джинсы, свитер и куртка. Можно было не опасаться, что я шокирую публику утончённым аристократизмом.
Сидя в такси, в очередной раз обдумывал последние новости и пытался связать их с тем, что видел до этого.
Итак, первокурсник из клана Грегори замечает «панно» в столовой и подходит к стене, чтобы её обследовать, а через некоторое время этого первокурсника исключают из Академии, потому что теперь он профнепригоден.
«Панно» лишает способности работать с эффектором?
Оно, помнится, исчезло из поля зрения ещё до того, как первокурсник шагнул к стене. Но, может, краска просто стала невидимой, перешла в другой диапазон восприятия (как на татуировках у бандюганов, к примеру). Самое главное, что парень к ней прикоснулся…
Нет, сомнительная гипотеза. Целый месяц он учился спокойно, а без способностей остался только теперь…
Отложенный эффект? Действует не сразу?
Ну, предположим. Но смысл-то в чём? Устроить подлянку Охре, лишив её перспективного кадра? Но до «панно» случайно могли дотронуться и студенты из других кланов, сидевшие по соседству…
Так и не придумав ничего путного, я раздражённо цыкнул. Такси тем временем тормозило — мы добрались до места.
Выставка проходила в мансарде многоквартирного дома. Я поднялся по лестнице с исцарапанными перилами и вступил в обширное помещение, где внешняя стена располагалась наклонно.
Там было людно, табачный дым колыхался над головами. Народ бродил взад-вперёд и переговаривался. Моё появление фурора не вызвало, разве что человека два-три зацепились за меня взглядами с проблеском интереса.
Мебель отсутствовала, лишь в центре мансарды стоял деревянный столик с напитками. Посетители обслуживали себя самостоятельно. Я понюхал откупоренную бутылку. Запах навеял на меня ностальгию — примерно так же благоухала продукция из ларьков в моём родном мире, которую разливали за ближайшим углом, коряво налепив этикетку.
Дегустировать этот элитный продукт брожения я не отважился. Огляделся ещё раз, но Шиану пока так и не увидел, поэтому приступил без неё — пошёл по периметру, разглядывая картины и фотографии.
Реализмом здесь даже не ночевал.
Цветные фотоколлажи, где силуэты людей, абстрактно заретушированные, наслаивались друг на друга причудливо. Снимки простых предметов со странных ракурсов (табурет — из-под крышки, снизу, а шлагбаум — с торца, как невнятный столбик). Картины маслом, где геометрические фигуры складывались в портреты. Просто закрашенные холсты. Фотографии с размытыми линиями и световыми росчерками, в которых едва угадывались автомобили на мокрой улице…
Возле одной картины я задержался дольше. Хмыкнул невольно — вспомнились экзамены в Академию, где у меня просили подсолнух. Я тогда размышлял, не изобразить ли чёрный кружок в обрамлении жёлтеньких треугольников. А здесь автор реализовал-таки схожий замысел.
Рисунок был выполнен на бумаге и прикреплён канцелярской кнопкой к мягкой доске из стружки. Его правый верхний угол плотно усеивали сиреневые мелкие треугольники, вытягиваясь к центру рисунка шлейфом. А в левом нижнем углу треугольники были крупные и зелёные. Подпись сообщала, что всё это — гроздь сирени.
— Впервые на такой выставке, молодой человек?
Ко мне шагнул дядя в круглых очках с тонкой проволочной оправой, обритый наголо и одетый в брезентовую тужурку. Он смотрел выжидающе, и я подтвердил:
— Впервые.
— И каковы впечатления, если не секрет? Что вы тут для себя открыли? Я — один из организаторов.
— Ну, с фотографиями я вроде бы концепцию понял. Ищете странное в обычных предметах и ситуациях.
— Неплохое определение, — кивнул дядя. — Хотя концепция тут несколько глубже.
— А в живописи, — сказал я, — вы из всяких квадратиков, треугольников и кружочков собираете портреты и натюрморты.
Он усмехнулся:
— Позвольте мне внести уточнение. Всё ровно наоборот — объект не собирается из квадратиков, как вы выразились, а раскладывается на составные части, на простейшие геометрические кирпичики. Так мы пытаемся подвергнуть его анализу, выявить его суть. В фотографии этот принцип тоже работает, просто он не столь очевиден с первого взгляда. Мы иллюстрируем его через коллажи, через необычные ракурсы. Ищем простое в сложном. Внешнее упрощение — художественный приём для этого, новый и современный. В некотором смысле он — антитеза старинной пышности.
— Гм, — сказал я, — ну да, раньше натюрморты были напыщенные, а тут у вас…
— Искусство циклично. Во времени оно развивается не линейно, а мощными колебаниями, зигзагами.
Он изобразил в воздухе угловатую синусоиду, пресловутую букву «w».
— Очень любопытно, — сказал я. — А вот этот ваш жест — он спонтанный был? Или это отсылка к некоему конкретному символу?
— Такой символ действительно существует. Прослеживается на тех же старинных натюрмортах, к примеру. Однако его значение за давностью лет забыто, остались только интерпретации. И вот одна из них — именно цикличность развития. Но