— Вторая линия! — кричал где-то командир. — Меняемся!
Из-за спины на стену выбежали новые бойцы, буквально вытаскивая назад измождённых и окровавленных соратников. Клинки вновь блеснули в моих руках.
Мятежников не смущали трупы — они лезли по ним, как по ступеням. Давление на стену и пролом было чудовищным. Стена под ногами содрогнулась от нового удара. Только на этот раз не на нашем участке. Я быстро посмотрел в ту сторону, где двигалась осадная башня. Как раз она и ударилась в стену.
Похоже, что пролом был лишь отвлекающим манёвром для того, чтобы сконцентрировать основной удар в другом месте. Но думать о тактике времени не было.
Я рубил, бил, пинал. Моя аура давила простых бойцов, ветеранов и даже вольных ратников среди мятежников, лишая их любого преимущества. Но мои силы были не безграничны. Дыхание стало свистящим, в висках стучало, а в руке всё ещё отдавалась тупая боль после столкновения с магией Августа.
Рядом со мной упал на камни молодой боец. Его грудь пробил арбалетный болт. Я с силой рванул его назад, и кто-то из бойцов схватил его и попытался оттащить вниз. Но молодой ополченец уже хрипел, из его рта надувались алые пузыри крови.
Он был не жилец.
А мятежники всё лезли и лезли. Именно в этот миг, когда казалось, что их волна может снести нас окончательно, раздался протяжный, тяжёлый удар большого колокола.
Бом!
А затем ещё один.
Бом!
Это был сигнал. О конце эвакуации.
В такт ему со стен полилась смола. Горячая, вязкая жидкость заставила мятежников внизу взвизгнуть, завопить, истошно надрывая глотки. А затем стрелы Соловьёва и остальных ополченцев с тугим гулом сорвались с тетив и влетели в точку с краю баррикад.
Раздался влажный хлопок, как будто лопнул перезрелый плод. Из бочки хлынула такая же чёрная, густая смола. Липкие сгустки забрызгали всех, кто лез вперёд, в пролом. А следом жёлтая аура вспыхнула при контакте с чёрной массой сотней крошечных, яростных искр. Этого было достаточно.
Воздух внизу зарокотал и вспыхнул бешеным пламенем. Грязно-багровый огонь рванул вверх жирными языками, сразу поглотив всё пространство под ним. Мятежники не просто горели. Они захлёбывались криками и огнём. Пламя врывалось в открытые рты, забивалось под кольчуги. От жара с треском лопались ремни и шипела сталь.
Дым поднялся мгновенно — чёрный, маслянистый и едкий. Мне пришлось проморгаться. Мятежники метались, бились друг о друга, падали и продолжали гореть на земле, распространяя ужас и панику. Сладковатый, приторный смрад, смешанный с запахом палёной кожи, накрыл стены и пролом. Атака мятежников захлебнулась. Это был единственный шанс для того, чтобы отступить и заманить мятежников в крепость с минимальными потерями при отходе.
— Отступаем! — мой голос разнёсся по стенам. — Все отряды, живо!
Мне вторили Ярослава, Иван и остальные командиры. Измотанные защитники отбили последний наскок мятежников, оставили тех, кто не загорелся, лежать на стенах и в проломе бездыханными, покалеченными телами.
Иван, с расширенными от ярости зрачками, сформировал вокруг себя горстку стойких ополченцев. Они бросились со стен вниз. Ярослава прикрывала отход бойцов из пролома. Я организовывал отход на своем участке стены. Защитники подхватывали раненых, подталкивали, подбадривали друг друга и спускались вниз.
Десяток бойцов остался прикрывать отход до последнего. Я вместе с ними спустился вниз. Мы больше не держали ни стену, ни пролом. Мы отступали по главной улице, ведущей в глубь города. Справа и слева были глухие стены домов и забаррикадированные переулки. Эта улица стала нашим коридором и ловушкой для преследователей.
Мятежники, даже не смотря на огонь, смолу и дым, увидели, что стена пала. Им потребовалось какое-то время, но они всё-таки ринулись в пролом с победным рёвом, уверенные, что смогут добить защитников.
И тут же наткнулись на залп стрел и болтов. Мы не бежали, а тактически отходили, при этом прикрывая отход. Я вместе с Ярославой и Иваном выбивал оружие из рук, ломал ключицы, сметал самых смелых мятежников из тех, кто норовил побыстрее ворваться в город.
Мы создавали завалы из тел и оружия для тех, кто шёл за нами по пятам. Они и так с трудом пробирались через пролом, заваленный телами, так ещё и с покосившейся башни вниз обрушился град из жёлтых стрел. Они взорвались, ослепительно ярко и громко.
— Отходим! Отходим! — скомандовал я.
Наш строй попятился. Раненых тянули с собой — по крайней мере, тех, кого ещё можно было спасти.
Соловьёв жёлтой вспышкой скакнул на стены, а затем к нам вниз. Он покатился по земле, собирая пыль, и быстро вскочил на ноги. Он был мокрый до нитки от пота, зрачки расширены, руки потряхивало, но, несмотря ни на что, он рванул к нам и вскоре влился в отряд.
Мы отходили, а враг тем временем вваливался в город. По мере того как мы двигались глубже в каменный лабиринт улиц, поток мятежников начинал растекаться. Дикие крики эхом разносились по переулкам, послышался звон выбиваемых дверей, треск дерева и алчные крики.
Часть мятежников, увидев брошенные дома, запасы и добычу, начинали забывать о преследовании. Они разбивались на мелкие стайки, врываясь в подворотни и исчезая в проулках. Начинался грабёж. Вот только никому в горячке боя не пришла одна простая мысль: дома были пустыми.
Несмотря на общую неразбериху, за нами по пятам следовали более крупные, сплочённые отряды под знамёнами с чужими гербами. Они шли ровным, дисциплинированным строем, отталкивая своих же мародёров. Командиры в дорогих доспехах вели их прямо за нами. Им не нужны были тряпки и безделушки. Они хотели добить защитников.
— Главные силы идут за нами, — сквозь зубы проговорила Ярослава.
Её аура успела подугаснуть.
— Так и надо, — хрипло ответил я.
Мы отступали, превращая улицы в череду смертельных столкновений — коротких и неизбежных. Будь то узкий проход, где Иван и двое ветеранов уложили пятерых мятежников. Или неожиданная контратака из подворотни, устроенная притаившимися там лучниками во главе с Соловьёвым. После каждого удара мы откатывались назад, оставляя новую кучу вражеских тел.
А где-то впереди, в самом сердце Белоярска, на старой каменной площади перед крепостью в скале, Велес делал свою работу. Туда же должны были стянуться другие защитники.
Мы выскочили на перекрёсток, где узкая улица упиралась в более широкую, ведущую прямиком на центральную площадь. За нашей спиной слышался гул голосов и лязг доспехов. Оставалось преодолеть последнюю сотню шагов — самые открытые, самые смертельные.
Я использовал аурное зрение. Шум битвы и крики мародёров