Вот оно как. Раз поместье, это дворянин или боярин, а значит, батенька у Марии не из простых, если крестный у дочери из другого сословия.
Понятно, выводы эти я оставил при себе, подумав напоследок, что письмо, переданное через московских ратников, в Тверь быстро не дойдёт.
Мария, будто прочитав мои мысли, произнесла:
— Письмо, что я напишу, достаточно будет передать любому из тверских купцов и сказать, что оно для моего отца, они быстро его доставят.
«Ещё один моментик, указывающий, что отец у неё не из простых», — подумал я и ответил:
— Ты тогда дописывай и, как закончишь, отдай мне, я отвезу его москвичам и постараюсь сделать так, чтобы оно точно достигло адресата.
От девушки, наблюдая за тем, как отчаливают лодки, я отправился к Илье, который стоял в окружении своих родных со слегка потерянным видом.
— Не переживай, Илья, у нас тебе жить точно хуже не будет, тем более что кузнецы у казаков ценятся на вес золота. На первых порах, конечно, будет непросто, но справимся, я помогу, чем смогу.
— Сложно мне тут, наверное, будет, я ведь оружие кую, а хорошее железо денег стоит, да и неясно, возят ли его сюда купцы.
— Тут тебе наоборот повезло, есть тут человек, который выделывает хорошее железо, а если он не поможет, всё-таки скупают его у него чуть ли не горячим, подумаем, как решить по-другому. Может, он поделится секретом, и ты сам научишься выделывать.
— Такими секретами не делятся, их пуще глаза берегут.
Я улыбнулся и ответил:
— Поделится, мы хорошо попросим.
Илья посмотрел на меня, как на несмышленыша, и только плечами пожал, как будто говоря «что гадать, поживем — увидим».
Понятно, я тоже не стал бить себя кулаком в грудь и что-то доказывать, вместо этого перевёл разговор на другое:
— Илья, как ты знаешь, здесь сейчас московские ратники, с ними можно передать весточку на родину, сообщить родным и знакомым, что вы выжили, и рассказать, где теперь будете жить.
— Некому весточки слать. Родных у нас теперь не осталось, а боярину лучше не знать, что мы живы, — с каким-то даже надрывом ответил кузнец, а в глазах его жены заблестели слезы.
На миг я даже пожалел, что завёл этот разговор, напомнив о трагедии. Понятно, я не стал лезть в душу и расспрашивать их о родных, и так все понятно, вместо этого постарался побыстрее перевести разговор на другое и занять их делом. Известно ведь, что труд лечит любые душевные травмы.
— Илья, раз уж нам придётся пожить здесь какое-то время, предлагаю соорудить какие-нибудь шалаши. Чтобы и спать не под открытым небом, и на случай дождя укрытие было, а не то придется в схроне потом тесниться.
— Да, пойдём, сам над этим думал.
Места для троих шалашей подобрали быстро, действуя по тому же принципу, что и я при постройке схрона.
Использовали ветки упавшего когда-то дерева, как часть каркаса для шалаша, обрезав лишнее и добавив по нескольку палок, чтобы закончить формирование этого самого каркаса.
Потом просто нарезали живые ветки и правильно их уложили на этот самый каркас. Ветра тут в принципе быть не может, поэтому сложности в сооружении этого временного жилища не возникло в принципе, и справились мы с поставленной задачей относительно быстро, всего за пару часов.
Илья остался собирать в шалаши хвою на подстилку, а мне пришло время отправляться в путь.
Мария написала наконец-то свое письмо и, чуть смущаясь, протянула мне его вместе с несколькими серебряными монетами.
— Монеты убери, они тебе ещё пригодятся, а за письмо не переживай, есть кому договориться передать его без платы.
На самом деле уверенности, что совсем без платы, у меня не было, но я решил, что если не получится на халяву, то я потрачусь маленько сам, сделаю такой подарок красавице. И даже не потому что она мне тупо нравится, а потому что мне так хочется.
До слободы добрался мухой, что и неудивительно, учитывая, что я плыл все время по течению, а там даже потерялся слегка от того, сколько в поселении собралось народа. Слобода превратилась в самый натуральный муравейник, в котором, правда, можно было потеряться. Но это не самое удивительное, что я там обнаружил.
Практически одновременно со мной к берегу, расположенному примерно напротив нашего дома, подходила, старательно работая веслами, ещё и бабушка, увидев которую я реально удивился, ведь делать ей здесь сейчас было совершенно нечего.
Помогая ей вытащить на берег лодку, я спросил:
— Ба, а ты как здесь оказалась?
— Приплыла, не видишь, что ли?
«Походу не совсем в настроении старушка, раз так резко ответила», — успел только подумать я, как она продолжила говорить.
— Степан сказал, что тебя несколько дней не будет, а ещё он поведал, что ты скоро должен появиться в слободе, вот я и решила поймать тебя здесь, а заодно посмотреть, кого ты там прячешь в нашем укрытии. Поэтому идем, покажешь мне все.
— Ба, покажу, конечно, только надо прежде одно дело сделать
— Какое ещё дело? — уточнила бабушка и явно заметила, что я прервался, увидев приближающегося к нам Святозара в компании двух закованных в броню воинов.
— Нужно найти москвича, который сможет передать письмо родным оставшегося у нас здесь жить человека.
Было видно, что бабушку разбирает любопытство, и ей моего ответа явно недостаточно, но продолжить беседу нам не позволили подошедшие.
Так уж получилось, что бабушка в момент, когда Святозар с воинами к нам приблизился, стояла к ним спиной. Нет, когда я запнулся, она поняла, что к нам идут, но, как бы намекая мне, что наш с ней разговор для неё более важен, специально встала именно так.
Я делаю на этом такой акцент, потому что, когда Святозар приблизился и поздоровался с нами, а бабушка повернулась к нему лицом, один из воинов, пришедших вместе с Святозаром, воскликнул:
— Тёть Маша, ты ли это? А мы тебя уже похоронили! Как ты тут оказалась?
Надо было видеть выражение бабушкиного лица: растерянность, переходящая в радость, а потом и в так знакомую мне стервозность что ли, когда она готовится сказать что-нибудь резкое, и я не ошибся.
— Похоронили, значит? Не дождетесь!
— Тёть Маша, ну я же не со зла, все правда думали, что вы сгинули, когда нанятые сопровождать вас люди принесли весть, что вы потерялись.
Я, глядя на эту их пикировку, не удержался и спросил:
— Ба, а что происходит?
— Подожди, Сема, не влезай, — рыкнул она и повернулась к воину. — Ты-то,