Что ж, не проверив — не узнаю.
Служебка стояла за углом. Я выскочил на улицу и ринулся к «Жигулям», спешно нырнул в салон, стряхнул воду с плаща и включил зажигание. Тут же приветливо заурчал мотор, разгоняя вечернюю прохладу.
Дождь размазывал свет фонарей по лобовому стеклу. Я вытащил из бардачка новую пачку «Явы» и рацию. Закурив, приоткрыл окно, влажный воздух ворвался в салон.
Я зажал кнопку рации:
— Среда, приём, Жжённый на связи. Кепка принёс информацию: склад за свинофермой. Выдвигаюсь к объекту.
В ответ рация неистово запищала, наполнив салон пронзительным визгом. Я поморщился и вырубил её. Снова эта ерунда подводит. И как всегда в самый непригодный для подобных капризов момент.
Я вновь зажал кнопку.
— Среда, приём! — повторил я, повысив голос. — Жжённый на связи! Слышишь меня?
Но в ответ лишь шипение и треск.
— Мать твою, — выругался я и швырнул рацию обратно в бардачок. По всей видимости, придётся действовать одному. Ну и хрен с ним, фотографии я и сам смогу сделать.
Дождь барабанил по крыше машины всё сильнее. Я тронулся с места. Дворники заскребли по лобовому стеклу, фары выхватили из темноты мокрый асфальт. Путь лежал через центр города: мимо серых хрущёвок, пустых ларьков и магазинов.
Я прищурился, сворачивая на перекрёстке. Мотовский рынок мелькнул слева: тёмные прилавки, ржавые навесы, ящики у забора.
Я переключил скорость и вдавил педаль газа. Нужно торопиться.
Вскоре жилые кварталы и частные домишки остались позади. Впереди по бокам от дороги тянулись до горизонта колхозные поля. Дождь всё меньше моросил и вскоре вовсе прекратился. Мелькнул белый знак с перечёркнутым названием города «Жданогорск», который я мысленно про себя звал уже по привычке Жадногорском.
Сразу за табличкой показались длинные одноэтажные здания свиноферм. Я резко съехал на обочину и нырнул в посадку. Стоящая на обочине пустая машина выглядит подозрительно. Нельзя, чтобы она попалась на глаза Мотову.
«Жигули» увязали в грязи, но всё же, немного побуксовав, сумели протиснуться между деревьями. С дороги теперь автомобиль ни за что не заметить.
Мне предстояло быстро добраться до заброшенного склада. До свинофермы не меньше километра, а расстояние от ферм до склада неизвестно. Взглянул на часы: времени на дорогу у меня всего-то минут пятнадцать.
Когда я прошёл свиноферму, стало понятно — нужно бежать. Для своих сорока с хвостиком я был в неплохой форме: ежедневно занимался физкультурой и бегал по утрам. И потому такая физическая нагрузка, пусть даже по мокрой, вязкой дороге, далась мне легко.
Вскоре показался и склад. Ряды деревянных и бетонных серых зданий без окон, без дверей, с побитым и провалившимся внутрь шифером на крышах; кое-где крыши и вовсе отсутствовали. Но всё же несколько зданий выглядели вполне прилично — наверняка их и использовали под Мотовские склады и подпольный цех.
Я вошёл на территорию сквозь массивные, с облупившейся краской ворота. Площадка перед складскими помещениями неплохо освещалась несколькими уличными фонарями, что тоже мне только на руку.
Я достал «Аякс» — лёгкий малогабаритный фотоаппарат, разработанный КГБ специально для скрытой съёмки. Сделал несколько снимков, дабы запечатлеть место преступления.
Сторожку я тоже сразу увидел. Она находилась в двух метрах от ворот: небольшое деревянное здание с крыльцом и двумя заколоченными окнами. На окнах имелись железные ставни, не закрытые, к моему везению. Через щели в два пальца между досками без проблем получится сделать фотоснимки.
Дверь, на удивление, оказалась весьма добротной: железная лутка и такая же толстая дверь с откидным засовом и отверстиями для навесного замка. Но самого замка не было, а дверь была приоткрыта, и потому я вошёл внутрь.
Сторожка встретила меня глухой тишиной. Здесь пахло сыростью и печной гарью. Достал фонарик, быстро осмотрел помещение. Сломанные ящики, пустые мешки, какое-то старое тряпьё громоздилось у стены. Из деревянного потолка торчал кусок жестяной трубы, очевидно, оставшийся от дымохода; сама буржуйка куда-то испарилась.
Я запер дверь на хлипкий крючок и шагнул к окнам. Под ногой что-то хрустнуло. Наклонился и увидел раздавленную ампулу. Рядом оказалась такая же, только целая, с прозрачной жидкостью. Достал носовой платок и через него осторожно поднял её, приблизил к глазам. Мелким шрифтом на ампуле значилось то самое название наркотика.
Отлично, вот тебе и улика. А если там ещё и пальцы остались — считай, подфартило. Завернул ампулу в платок, засунул в пустой портсигар, который только для таких случаев и носил, и убрал в нагрудный карман.
Затем снова достал «Аякс». Выбрал место у окна с наилучшим обзором, прикинул, что и освещение здесь не подкачало, и приготовился ждать. Всё-таки Лёшка не соврал, когда говорил, что здесь хороший обзор.
Вдруг с улицы, со стороны крыльца, послышались едва различимые шаги. Я напрягся, рука машинально легла на кобуру. Странно: почему со стороны складов, а не с парадных ворот прибыли?
Половицы ступенек крыльца легонечко скрипнули, а затем раздался громкий лязг засова, запирающего дверь с обратной стороны. Я сразу смекнул, в чём дело. Лебедев, сучий потрох. Всё-таки придётся «макарычу» сегодня поработать.
Выходить через дверь смысла не было, уж больно она крепкая. Достал пистолет и, держа наготове, попытался выбить доски заколоченного окна плечом. От первого удара доски натужно заскрипели, от второго одна слетела, вывалившись наружу.
В этот же миг со стороны второго окна послышался скрип, стук, и в помещении заметно потемнело. А следом, практически в тот же миг, захлопнулись вторые ставни, оставив меня в кромешной темноте.
Я открыл огонь, пытаясь попасть через окна и стены в противников. Уже на третьем выстреле, сквозь звуки пальбы, услышал протяжный визг. Первая мысль была, что мне удалось ранить кого-то из преступников, но затем сразу дошло: визжат здесь, в сторожке. Выхватил фонарик и направил луч света в сторону крика.
Звук резко прекратился. Из-за вороха тряпья на меня вытаращилось бледное, перепуганное лицо девчонки.
— Ты что здесь забыла? — спросил я.
— Я тут ночевала, — сощурившись от яркого света, ответила она.
— Как зовут? Откуда? — продолжил я допрос, попутно всматриваясь в дырки от пуль в железных ставнях. Звуки всё ещё доносились снаружи, но разглядеть никого не удалось.
— Таня я, — нерешительно сообщила девчонка.
От упоминания этого имени у меня кольнуло в груди. Так звали мою старшую сестрёнку, вот только она и до девяти лет не дожила. Не сумела пережить блокаду Ленинграда, как и мать. Перед глазами промелькнули размытые образы прошлого: худенькая фигурка сестры, её грустная улыбка, мамины руки, обнимающие нас обоих.
— Что