— При всем уважении, я задал вопрос первым. — Ответил я. — Я знаю, кто эти люди. Знаю, что с ними стало. Но совершенно не понимаю, что именно их объединяло.
— Дурь. Их объединяла дурь. Это старая история. Не думаю, что выдам вам какой-то секрет, если отвечу. — Задумчиво проговорил он. — По крайней мере, частично. Это кампания юных переустроителей мира. Началось у них все довольно невинно. Ядро компании встретилось на межвузовской конференции посвященной проблемам фильтрации и утилизации тяжелого эфира. Остальные примкнули к ним позже, когда кружок юных энтузиастов приступил к регулярным встречам. Проект — «Чистый Мир». Таких десятки каждый год возникает. Сперва все было в рамках закона и приличий. Они выдвигали и обсуждали проекты по очистке, строили планы. И однажды договорились до того, что надо бы завезти к нам британские дубы-поглотители вместе с парочкой их друидов. Хотели экспериментальный лес у нас вырастить. В этот момент в истории появился я. Мне было приказано узнать, нет ли в их деятельности какой крамолы или шпионажа, все же Англо-Французская корона никогда не была другом нашей Империи.
Он замолчал, раскочегаривая притухшую сигару. Укутавшись сизым дымом, он продолжил:
— Если бы это были какие-нибудь простолюдины, никто бы вообще на них времени тратить не стал. Но эти ребята — все были сплошь наследники древних родов. Их семьи ворочали миллионами. Опричный приказ старается брать все такие сообщества на заметку. Я не нашел в их деятельности ничего незаконного. Ну и пришел на одно из собраний их кружка для профилактической беседы. Фото сделано именно в этот день. Оно вообще не должно было попасть в сеть. Я был уверен, что негатив уничтожен.
— История кажется незамысловатой. — Сказал я задумчиво. — Но почему пятеро из девяти людей на снимке погибли? Не очень похоже на совпадение.
— Осмелюсь дать вам совет. Не старайтесь вникнуть в эту историю, Алексей Григорьевич. Тяжелый эфир — это такое дело… слишком много интересов намешано вокруг гнезд, трофеев, фильтрации, очистки территорий и хранения отходов. В этой сфере крутятся громадные деньги, юноша. На несколько порядков превышающие доходы любой из башен Воронежа. Наша цивилизация все больше зависит от дряни и порождаемых ею аномалий. Это очень забавный оборот событий. Мы даже магический мусор умудряемся использовать себе во благо. Скорее всего, милая компания вашего отца попала в сферу внимания кого-то, кто посчитал их деятельность слишком разорительной для себя. Они ведь не прекратили общение. Группа не распалась. Просто стала непубличной. И чем они занимались все эти годы, только ангелы-страдальцы знают. Архив вашего отца не случайно уничтожили. Вот и подумайте: какого уровня силы способны распоряжаться судьбой и жизнью высшей аристократии страны.
— Благодарю, за столь подробный ответ, Дмитрий Валерьевич. Прошу меня простить, но у меня вскоре запланирована еще одна встреча.
— Конечно, конечно. Не смею вас больше задерживать, Алексей Григорьевич. Однако пообещайте мне. Как вернетесь из своего опасного турне, непременно навестите меня снова в скором времени. Думаю, мы с вами найдем общие темы для разговора. Обещаете?
«А можно, нет?» подумал я. Вслух нейтрально ответил:
— Если вы так настаиваете. Благодарю за обед и гостеприимство. Но мне действительно пора идти.
Так я и не понял, для чего он меня позвал. Может, просто по старой привычке оценивать тех, кто оказался поблизости? Да нет. Чувствовался в его словах и действиях какой-то дальний прицел. Ну не в контору же свою бывшую он меня вербовать собирается? Мутный старик. И, если честно, довольно неприятный.
Действовал он таким же манером, что и мой дед Алексей Георгиевич Орлов. Старался все контролировать, решать за других и семью. Использовал родственников, как инструменты для реализации собственных планов. Только вот, в отличие от деда, шел напролом, уверенный, что все вокруг должны считаться с его волей и желаниями. В результате разрушил собственную семью. И продолжает это делать. Не самое интересное знакомство, кажется. Но придется его навестить еще раз. Я ведь практически пообещал. Да и интересно, что ему от меня нужно?
Надеюсь, свидание с Марией компенсирует мне то тягостное впечатление, которое осталось от обеда у барона. Погулять в парке с красоткой. Деревья, осенняя сырость, грязные гравийные дорожки. Веселье! Что может пойти не так?
Глава 32
Свидание и расставание
Плюнув на экономию, я вызвал аэротакси. Один раз проехался в монорельсе и больше не хочу. Скопления людей, запахи пота, плохого парфюма, и это еще не самые «аппетитные». Ужасно. У развитого гармониума есть, оказывается, и недостатки. С моим восприятием в такие места лучше не соваться. По крайней мере, надолго. А ехать из Соколовского в Центральный район на «монике» примерно час. Лететь же на ховере — прилететь полным зачуханцем. На свидании лучше выглядеть прилично. И хорошо пахнуть. Духи знают, насколько Мария себе восприятие прокачала до посвящения в стихии.
Перед главным входом в Центральный парк я оказался минут за двадцать до назначенного времени. Здоровенная арка о шести порталах, увенчанная крылатыми лошадьми, запряженными в колесницу, открывала вход в парковый комплекс. На относительно небольшом клочке земли теснились: ботанический сад, зоопарк, парк аттракционов, постоянно действующая ярмарка-аллея и множество национальных павильонов на любой вкус и цвет.
Напротив арки разместился памятник основателю рода Воронцовых — Федору Васильевичу Воронец-Вельяминову. Это был знатный тысячник и воевода. Первым князем со своей вотчиной в Воронеже собственно стал один из его далеких потомков — Михаил Семёнович Воронцов, аж в четырнадцатом веке.
Основатель стоял в бахтерце и бороде, с мечом у пояса и непокрытой головой, держа в руке шлем. Конь — тяжеловоз попирал копытом степняка, набеги которых в ту пору крепко досаждали русским княжествам. Левая рука испускала поток льда, под которым виднелись замороженные лица, искаженные в предсмертном ужасе. Какой магией владел Федор Васильевич и владел ли вообще, неизвестно. А вот башню Синицыных развалили именно ледяной магией.
Легенды полиса утверждают: лица на памятнике принадлежат врагам Воронцовых. Синицынские фамильные черты в одном из них точно угадывались. Но что конкретно хотели сказать Воронцовы остальным родам Воронежа и гостям города установкой этой монументальной скульптуры я, честно говоря, никогда не задумывался. О глубоком символизме знаков, подаваемых с верхушки провинциальной пирамиды власти, пусть у глав родов голова болит. Исполнен памятник был чрезвычайно искусно.
«Замороженные лица — очень твердая фигня» — пропел я строчку из песни группы «Бахыт-Кисель», известной в дни молодости моего отца. Там не совсем лица были, но требуемые по тексту песни детали организма на памятнике отсутствовали.