А что делают пенсионеры? Правильно, читают книжки или пишут мемуары. Но с книгами (хорошими) так же, как и со многим другим в стране, был дефицит. Поэтому как раз в начале 60-х ветеранам труда, провожая их на пенсию, дарили редкую и дефицитную по тем временам книгу Э.-М. Ремарка «Время жить и время умирать». Но у Никиты Сергеевича, наверное, такая книга была из спецраспределителя, хотя у него вряд ли было время ее прочитать из-за занятости государственными делами. Друзья по партии его не баловали вниманием, поскольку он стал неприкасаемым. Спасибо, что не расстреляли, как фарцовщика Яна Косого, расстрелянного по личному указанию Хрущева, чтобы другим неповадно было менять деревянные рубли на зеленые баксы.
Зато на дачу, где жил опальный лидер великой державы, зачастили те, кого так сурово он критиковал (до инфарктов) еще каких-то пару лет тому назад: Вознесенский, Евтушенко и некоторые другие. Посетив выставку скульптора Э. Неизвестного, он клеймил его работы гневными эпитетами, а увидев очередную скульптуру, растерянно спросил: «А это что за жопа с ушами?» – «Да это же зеркало, Никита Сергеевич!» – смущенно пояснил охранник.
На даче Хрущева, за чашкой теперь уже чая, представители творческой интеллигенции («молодые поэты и писатели», как их тогда называли в прессе) терпеливо и ненавязчиво разъяснили ему, что негоже премьер-министру и первому человеку в стране, а может быть, даже и в мире, поучать людей творческих, как писать стихи, картины маслом, как ваять скульптуры и проектировать здания, и что идея произведения искусства рождается в голове художника, а не в «жопе с ушами».
Видимо, на Никиту Сергеевича эти беседы в дружеской и непринужденной обстановке произвели должное впечатление. Человек-то по своей натуре он был неплохой и, естественно, хотел как лучше. А как получилось, видели все, кто жил в то время. Никита Сергеевич стал писать мемуары, вернее не писать, а наговаривать на диктофон. Рукописи и документы могли изъять в любой момент (ведь жил-то он, по сути, под домашним арестом), могли изъять и магнитофонные кассеты, но они компактные, и их легче было спрятать. Стараниями родных и близких эти кассеты оказались на Западе, были расшифрованы и изданы отдельной книгой в США. Мы, простые советские люди, узнали об этом от вражеских голосов из-за «бугра». До горбачевской гласности народу предстояло прожить еще два десятилетия. А серию телепередач о мемуарах Хрущева с участием его сына Сергея россияне увидели лишь летом 2012 года. Вот вам и цена горбачевской гласности и ельцинского «можно все, что не запрещено». «Смешно, не правда ли смешно?» – вопрошал в 70-е Высоцкий. «Удивительное рядом, но оно запрещено!»
Всем этим событиям я был очевидцем, поскольку жил в то время и было мне 25–30 лет, а сейчас давно перевалило за 70.
Один из читателей моих предыдущих книг, ровесник, и даже однокурсник, и тоже автор ряда книг упрекнул меня: «Во г ты довольно часто в своей писанине ссылаешься на свой возраст, а ведь это не что иное, как старческое кокетство. Нечем хвастаться, так вот хотя бы тем, что прожил так долго!» Спасибо, друг, за критику! Совершенно искренне.
Что могу я тебе ответить? Отвечу популярным в 70-е годы анекдотом про арбатского интеллигента Сан Саныча. Про него много ходило разных баек в те годы. Кто-то из пассажиров в троллейбусе наступил Сан Санычу на ногу. Сан Саныч, естественно, стал на весь троллейбус читать лекцию об осмотрительности, деликатности и вежливости. Его оборвали: «Да не пизди ты, мужик!» Сан Саныч протер очки и заорал на весь Арбат: «А вот буду пиздеть, принципиально буду! Потому что не приемлю хамства!»
Дорогой друг! Вот и я буду кокетничать… Принципиально буду. Потому что не приемлю лжи!
По закону жанра всякая история должна иметь свое окончание. А закончить историю «хрущевской оттепели» хотелось бы вот чем. После смерти Никиты Сергеевича убитые горем родственники, как и положено во всем мире, решили установить на могиле отца на Новодевичьем кладбище в Москве (не в Мавзолее и не в Кремлевской стене) памятник. Вполне естественное и всем понятное желание. А заказали этот памятник раскритикованному некогда Хрущевым скульптору Эрнесту Неизвестному. Заказ был выполнен, на мой взгляд, безупречно: бронзовая голова покойного на постаменте из черного и белого мрамора. По замыслу скульптора, черное и белое олицетворяло двойственность характера, личности и деятельности покойного.
Через некоторое время голова была кем-то отпилена и украдена с могилы. Этот факт многое говорит и об интеллекте вандала, да и о службе безопасности на самом престижном кладбище столицы. Ведь «на кладбище все спокойненько – нет ни критиков, ни милиции». Как позже сообщили совгражданам, это была месть какого-то сумасшедшего грузина за то, что Хрущев развенчал культ личности его идола Сталина. Обхохочешься! Хотя чего удивляться – ведь и Бориса Годунова из могилы выбросили тремя веками раньше.
Глава 4. Застой
Очередной заговор в российском руководстве хотя и именовался Пленумом ЦК, октябрьским (опять роковой октябрь), завершился успехом по вполне объективным причинам. В последние годы своего пребывания у власти Хрущев утратил доверие всех слоев общества: партийногосударственной бюрократии, уставшей от реформаторских начинаний лидера; интеллигенции, недовольной усилившимся гнетом власти; крестьянства, возмущенного резким сокращением приусадебных участков и нелепыми налогообложениями. (Иван, у тебя корова есть? – На кой хрен она мне нужна, я еще тыщу добавлю да куплю курицу! – это шутка из хрущевский времен.) Или еще налог на бездетность:
Ой вы девушки-подружки
До чего мы дожили —
Что хранили, берегли,
На то налог наложили!
То доброе, что сделал Хрущев в первые послесталинские годы, было забыто.
Оставляла желать лучшего и международная обстановка: свежи в памяти всего мира события, связанные с кубинским кризисом; идеологический разрыв СССР с Китаем, который отверг хрущевскую идею мирного сосуществования коммунизма с капитализмом; возведение берлинской стены; провал переговоров Хрущева с Кеннеди в Вене; и многое другое, о чем вспоминать не хочется, ибо «не объять необъятного», да к тому же неприятного.
Леонид Ильич Брежнев, четвертый после Ленина, Сталина и Хрущева полновластный хозяин Кремля, не был столь яркой политической фигурой, как его предшественники, однако оставался на вершине