«Веселых», если можно так их назвать, писателей (Ильф и Петров, Зощенко, Олеша, Бабель, Пильняк, Замятин, Булгаков) поставили на место: кого расстреляли, кого «выпустили» за границу, а тех, кому «повезло» просто перестали печатать.
Пресса и радио (телевидения и интернета тогда еще не было и в помине) вовсю формировали единомыслие, коммунистическое единомыслие. С утра до вечера в коммуналках и на улицах из репродукторов неслось: «Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек… Человек проходит как хозяин необъятной родины своей».
И вот уже на окраинах этой необъятной родины, где-нибудь в степях Казахстана или в пустынях Каракумов, местные акыны запели тоже: «Моя домра – два струна, я хозяин всей страна».
Особенно талантливых, как Джамбул Джабаев, Сулейман Стальский, приглашали в Москву, в Кремль, они выступали на торжественных концертах по случаю очередной годовщины Великого октября со сцены Большого театра и Дома Союзов (Кремлевский дворец съездов построили при Хрущеве в 60-е).
А партийная пресса (другой тогда не было) изощрялась в методах идеологической обработки населения огромной страны с одной только целью – создание человека коммунистического общества: «Советские люди смело смотрят в завтрашний день, потому что они вооружены чувством исторического оптимизма!»
А что же этот самый человек, над мозгами которого так усердно экспериментировали строители социализма? В начале 90-х, когда «перестройка» уже «почила в Бозе», а дикие экономические реформы только начинались, было можно все. Видел я по TV программу, которую вел Никита Михалков и довольно известный советский поэт Виктор Боков (отличный балалаечник!). Так вот он-то и рассказал историю о том, как в 30-е годы его односельчанин (тоже балалаечник) спел частушку:
Ой, ты калина, ой, ты малина!
Хуй большой у Сталина,
А вот еще у Рыкова,
Как у Петра Великого!
И, получив 10 лет лагерей, все возмущался: «За что? Я же проводил линию партии на восхваление вождей советского народа!» Чудак, нет бы радоваться, что жив остался. А восхвалять надо было вот как. Уже подрастали мальчики и девочки, которым было в 30-е годы лет по 13–15, и звали их Дипролен (диктатура пролетариата, организованная Лениным), Даздраперма (да здравствует Первое мая), Лендурш (Ленин, Дзержинский, Урицкий, Шаумян), Сталина (ну тут все ясно без расшифровки – Сталин женского пола), Нинель (а это Ленин, прочитанный через зад), Марлен (сокращение от Маркс и Ленин), Красарм (Красная армия), которая «всех сильней».
Мать моей подруги, которую называли Нетта, оказалась по паспорту «Авианеттой», а «Ким» – это не корейское имя и не сокращенное английское Кимболл, а всего-навсего «коммунистический интернационал молодежи». Идеалы революции, которые, как и всякие другие идеалы, не достижимы, в Стране Советов материализовались в конкретных советских людях, строителях коммунизма. Перед детьми с такими именами, как предполагали их глупые родители, открывались большие перспективы. Бедные дети! И родители тоже!
Безобидные частушки про тещу: «Мимо тещиного дома я без шуток не хожу…» (классика жанра) – петь было можно, не посадят, разве что теща ухватом огреет. А вот на производственную тему:
Птицеферма есть у нас
И другая строится,
А колхозник видит яйца,
Когда в бане моется…
было рискованно – 58 статья, очернение социалистического строя. Поэтому по радио хор им. Пятницкого (солистка Мордасова) бодро и задорно пел: «Возросшие культурные, колхозные потребности!», а в колхозах вечером под гармошку какая-нибудь лихая девка звонко выводила:
Я работала в колхозе,
Заработала пятак,
Пятаком прикрыла жопу,
А пи… да осталась так…
Или вот еще из сельской жизни 30-х годов. Один старик решил проверить, любит ли его старуха жена. Ну что мог придумать дед – притворился будто бы умер. Бабка его обмыла, как положено, и стала думать, во чтобы одеть покойника. Единственный приличный костюм жалко – сын еще доносит; ботинки новые тоже пригодятся кому-нибудь из внуков. Одела майку, трусы и тапочки. Положила в гроб, сидит, плачет-причитает: «И зачем же ты меня, родненький, оставил? Куда же ты от меня уходишь?» Дед выскочил из гроба: «На футбол!» Очень любили советские люди футбольные матчи, которые комментировал по радио Вадим Синявский. Имена футболистов: братьев Старостиных, Боброва, Бескова, Хомича – для жителей империи Сталина были намного дороже, чем какой-то там Пеле, Бекхэм или Зидан для современных российских фанатов. Но, тем не менее, притча о ревнивом деде тянула на статью: разве колхозники живут в нищете? Клевета на социалистический строй!
А вот якобы антисемитский анекдот: Рабинович несет домой бутылку с анализом собственной мочи. Его спрашивают: «А что же ты ее в лаборатории не оставил?» – «Говорят, сахар нашли». Лично я антисемитизма (хотя евреи бережливые) в этой истории не вижу, а вот то, что с обеспечением населения сахаром были проблемы – так это видно невооруженным глазом. И если бы рассказчика посадили бы, то срок намотали бы не за антисемитизм, а за клевету на социализм.
Или, например, квартирный вопрос, который и в 30-е годы, и в наше время очень портит москвичей, хотя они все те же. И одесситы тоже. Объявление в Одессе на столбе: «Одинокий мужчина снимет комнату». А дальше диалог квартиросъемщика, заявившегося с женой и кучей детей, с хозяином квартиры:
– Вы же говорили, что одинокий, а у вас вон жена!
– Да, но мне с ней так одиноко!
– А дети?
– Где вы видите детей? Это же не дети, а настоящие сволочи!
Аполитично, зато как точно! За это не сажали. Вообще-то, об анекдотах в 30-е лично мне известно немного: во-первых, я родился в 1940 году, а во-вторых, сами знаете, что это за годы были. Сажали и расстреливали не только за анекдоты, а даже за слово. Все как в Библии: сначала было Слово, потом была статья (как правило, 58-ая), а затем или расстреливали, в лучшем случае – срок, и немалый.
– Ты сколько отсидел?
– 10 лет.
– А за что?
– Да ни за что.
– А вот и врешь: «ни за что» давали 15!
А три-четыре десятилетия спустя, когда в моду вошли всякого рода конкурсы и литературные премии, рассказывали байку: «Объявлен конкурс на лучший политический анекдот. Первая премия – 20 лет; вторая – 15, и две утешительных – по 10 лет каждая».
В марте 1953 года вождь