— Да… Нет! Завтра выдадут! Возьми, пожалуйста, на заднем сиденье коробку с «червячками», их коллега привезла. Только не ешь пока — после ужина.
Петя послушно кивнул, нащупал под ёлкой гостинец и прижал его к себе, чтобы не забыть.
— Как думаешь — дома нас ждёт потоп? — чуть повеселев, спросил папа, заглядывая к сыну в «хвойный лес» через зеркало заднего вида. С ёлкой он стал вдруг готов… почти ко всему.
— Надеюсь, дома нас будет ждать пицца! — просиял Петя.
Он — как вы уже поняли — был ужасно рад. И ёлке, и мармеладкам, и тому, что Дед Мороз существует и готов им помочь.
Дружба
Ёлка опустилась на лестничную площадку с шелестом фольги и стуком кадки о кафель. Петя наблюдал за тем, как папа долго искал ключи: с ёлкой Петренко-старший стал совсем «нормальным» и не сдерживал гастрономических фантазий. Всю дорогу домой он вспоминал, что давно не ел ничего с горгонзолой и трюфелем…
По пути он рассказал Пете о «стыдной рассылке» планов на год, которая уже не казалась такой страшной. А по радио как раз начали обсуждать всякие техники подведения итогов. Петя не разделил восторга ведущего по поводу дневников — для него слово «дневник» было тугим канатом связано со словами «домашнее задание», «контрольная», «четвёрка» и «родительское собрание». Папа объяснил Пете, что чек-листы делают в виде списка с пустыми квадратами для галочек или плюсиков. Правда, на описании дневников снов, рассказах о рисовании за обедом и об эссе в свободной форме у Пети отключился мозг. Он вернулся на минуту в рабочее состояние — ради альбомов с картинками. Петя клеил такие на уроке изо с Евой Георгиевной, а ещё их, оказывается, собирали успешные учёные и бизнесмены. Почему-то ведущий ни слова не сказал о письмах Деду Морозу… И только папа и сын принялись живо обсуждать эту несправедливость, как из-за угла выскочил их двор. Он поймал машину Петренко в свои тёплые снежные объятия, и они сразу почувствовали себя дома…
Вода из-за открывшейся двери квартиры не хлынула, но в ванной шумели трубы и булькала жидкость, в которой, возможно, уже растворилась Баба-яга… Не сняв ботинок, Петя и папа подступили к двери в санузел. Замерев в темноте, они прислушались: оттуда доносился голос. Баба-яга с кем-то разговаривала.
— И вот послушай: иду я по дёрну, а тут из болота на меня три русалки как выпрыгнут, и давай щекотать. Я так и подавился шишкой! — забулькал кто-то незнакомый Пете и папе.
— Совсем от рук отбились без тебя, — загудел другой голос и будто прихрюкнул.
Вода из крана согласно капала. Папа осторожно потянул на себя дверь. Перед ним и Петей открылась удивительная картина: без платка, совсем лысая, на краешке ванны сидела яга. А в зеркале, прямо перед ней, светили глазами и носами Водяной, огромный серый Ворон и Вепрь. Внизу из-под подбородка Вепря выглядывал рогатый, бородатый человечек, похожий то ли на гнома, то ли на сатира. На полу диким котом свернулся яговий парик.
— Ох, родненькие… скучаю, — тяжело вздохнула Баба-яга. — Все уровни «Геншин» прошла, ёлочные игрушки съела, почту старшего ихнего взломала… Что делать — не пойму?
— А что надо с ними делать? — спросил носатый и в бородавках Вепрь. И по-профессорски почесал переносицу копытцем.
— А мне с ними делать ничего и не надо… Это им надо поверить, что Новый год — праздник, а не просто день в году. Даже с Бабой-ягой в гостях, — вздохнула старушка и смахнула с носа каплю воды, брызнувшей ей в лицо.
— Ты, яга, лука-а-авишь… — то ли зарычал, то ли заурчал кокетливо Вепрь.
— А я… — Тут яга принюхалась и, повернув голову, увидела торчащие из темноты коридора головы Пети и папы.
— Ай! — булькнули Леший, Вепрь и человечек.
Старушка подскочила на бортике ванны, но поскользнулась на своём же парике и упала в воду вверх ногами. Вода чуть выплеснулась на пол и обняла ягу крепкокрепко. А морды и лица в зеркале пропали.
Волшебный шар
Во-первых, оказалось, что Баба-яга носит парик. Во-вторых, в её чемодане, как выяснилось, умещалось много всего, а не только матрас, волшебный фонарь и десятки платков. Там нашлись три косы, один клоунский нос, бусы, банки с чем-то тёмным, странным и сыпучим, книги, халаты, магический шар, лак для волос, роликовые коньки и даже массажёр для лица. Петя попросил показать ему коньки — восемь колёсиков под ботинками со шнуровкой, то ли сделанные в ретростиле, то ли просто старые. А папу заинтересовал массажёр для лица. Он усмехнулся и тоже попросил посмотреть его поближе.
— А что? Я что — не женщина? — возмутилась яга, выдернула у папы из рук массажёр и, щёлкнув пальцами, переоделась в халат и другие платки. Щёлк — и на ней оказалась сухая одежда. Петя ахнул и сказал, что хотел бы так же переодеваться после тренировки по хоккею. Яга в ответ подмигнула ему и достала из чемодана сухой парик — совсем свалявшийся и седой. Тут в дверь позвонили — привезли пиццу.
Папа попросил ягу остаться в гостиной, но та всё равно выглянула в коридор, поправляя «причёску», и сквозь темноту прихожей увидела курьера.
— Что вас так впечатлило? — закрывая за доставщиком дверь, поинтересовался папа, заметив весьма заинтересованный вид старушки. В голосе его чувствовалась теплота бортиков коробки пиццы, в руках дымились три яруса еды. Пицца призывно пахла сыром и горячим тестом. Яга потянула носом воздух и расплылась в теплейшей улыбке.
— В лесу еда сама себя не приносит. Я только от Водяного слышала об этих ваших курьерах. Ишь какая у него курточка — жёлтая. Сам — как ломтик сыра.
На кухне куски пиццы, словно лучи снежинок, начали таять буквально на глазах: на всех напал зверский, нечеловеческий аппетит. Проглотив третий подряд уголок с горгонзолой, Яга вдруг забубнила что-то с набитым ртом.
— Па-а-ап, — отвалился на стуле слишком сытый Петя. Ему было тяжело дышать. — Бабушка яга, кажется, острое масло просит.
— Острое масло? — оживился папа. — Вы любите? А я о нём забыл… Сейчас достану.
На столе появились флакон с плавающим в оливковом масле перцем, а ещё — перечница и солонка. Словно игроки одной команды, Петренко-старший и яга открыли коробку с последней пиццей, полили её из флакончика, поперчили и, хрустнув пальцами, принялись за дело. Петя наблюдал за тем, как, пыхтя, надувая щёки и приговаривая