— Нет, но я уж постараюсь успеть. Ты меня знаешь.
— Ну давай, давай. Ягу только сильно в себе не балуй, а то распустится, — засмеялся дядя Лёша.
— Не, не… игровая приставка, и пусть ест что хочет. — Яга даже спину выпрямила — настолько она была довольна собой.
— Ест… эх. Ты всегда у нас худой, а я похудеть никак не могу. Вот был у меня такой пункт в планах на этот год…
— А знаешь что? Я тебе такой рецепт подскажу! Суперспособ! Напомни потом. А сейчас я пошла, — сказала яга и зажала рот рукой: проговорилась.
— Ну давай, давай, — восприняв оговорку как шутку, усмехнулся дядя Лёша и отключился.
С облегчением вздохнув и прикрыв глаза, яга на цыпочках вернулась в спальню и подсунула телефон папе под бок. И пошлёпала на кухню пилить запеканку.
Ближе к девяти вечера, когда уроки были сделаны, а запеканка — ещё чуть надкушена, квартира сладко вздохнула и зевнула. Ей, как и папе, снился волшебный вечер Нового года. Праздник, смех, музыка, торт и запечённая с яблоками курица, пирамидка нарядной ёлки, огоньки гирлянды, пузырьки лимонада и шелест подарочной бумаги. Так квартира предвкушала новогоднюю ночь.
Петренко-старший разлепил глаза, выбрался из глубокого сна, словно из берлоги, вышел в коридор и отправил младшего чистить зубы. Он выключил свет в гостиной над громко храпящей ягой, отметив сквозь ещё не рассеявшийся туман сна, что не успел с ней поговорить, но не будить же старушку? И снова открыл ноутбук.
Волшебники и решебники
За бесконечно долгую декабрьскую ночь выпало много снега. Прежде чем ехать в школу и на работу, отбросив все утренние планы, Петренко пришлось хорошо потрудиться. С лопатой, совком и щёткой Петя и папа откапывали из сугроба машину, пока та освещала фронт работ фарами и жалобно урчала мотором. Но утро так бодро началось почти в каждом доме, поэтому в класс Петя всё-таки пришёл самым первым.
Он занял наблюдательный пост за своей партой и ждал одноклассников, особенно Пудовкина. «Вот он сейчас прискачет в класс, как кенгуру, — думал мальчик. — Или… придёт Игорь с рожками, а то и с пятачком. Или… Катя появится с радужными волосами, как у Барби. А может, Пудовкин будет вилять хвостом и лаять?»
Ева Георгиевна впорхнула в кабинет и стала наводить порядок, перемывать доску и раскладывать блокноты и линейки. Календарик со щенками и четыре разноцветные ручки, похожие на магические предметы, в круг легли на столе. Пете показалось, что учительница вот-вот подвернёт под себя ноги и сядет в позу индийского йога, как Баба-яга с утра. Но Ева Георгиевна только улыбалась мальчику и ещё паре девочек, сидящих на передних партах, бросала взгляд в сизое окно, вздыхала и занималась своими делами. Петя сделал глубокий, какой-то тяжёлый вдох, скосил глаза к бровям, даже ткнул себя пальцем в лоб. Принял решение. И пошёл к учительскому столу.
— Ева Георгиевна… — начал он. — А вы читали письма, которые мы писали Деду Морозу?
Учительница удивилась вопросу Петренко и внимательно посмотрела на него.
— Не-е-ет. А почему ты спросил?
— А вы правда верите, что… он существует?
Ева Георгиевна сдвинула брови, искоса, долго, не моргая, осмотрела Петю, а после улыбнулась и встала.
— Петя! Я верю в чудеса — и в Деда Мороза тоже! И писем чужих не читаю. Но, думаю, чуду надо давать шанс случиться каждый день. — Она положила руку на плечо мальчика и чуть наклонилась к нему. — А всё же почему ты спросил?
Петренко-младший разглядывал свои ботинки: с одной стороны, он обещал папе никому-никому не говорить о Бабе-яге, с другой — сил терпеть у него уже не было.
— А я вот не верю. Папа мне всё рассказал о нём. Но мы с папой всё равно написали письма и… — Он набрал полную грудь воздуха, чтобы прошептать, что какая-то ведьма ввалилась к ним в дом и портит их ёлочные игрушки и продукты. Но Ева Георгиевна приложила палец к губам и уверенно, сильно развернула Петренко спиной к доске, а лицом — к парте.
— И вы большие молодцы, — продолжила она фразу за Петю. Её голос будто слегка подтолкнул его вперёд. — Пусть ваши желания сбудутся! Но чтобы это случилось, даже если ты не веришь в Деда Мороза, желание не надо произносить вслух. Достаточно письма. А сейчас как раз прозвенит звонок.
Ряды в 3-м «Б» заполнялись, появился Игорь Гнездов, на ходу поправляющий очки и галстук, который делал его похожим на маленького взрослого, и Катя Арбузова — с аккуратными бантами из розовых лент в горох, будто у куклы, и Стас Доденко — крепкий мальчик с первой парты: он сидел с выскочкой-Женей, терпел её и всегда молчал.
Пудовкин — мокрый, красный — открыл дверь в класс за секунду до звонка: жилет поверх рубашки у него съехал, волосы торчали в разные стороны. Женя попросил у Евы Георгиевны прощения и, когда та одобрительно кивнула, вбежал, подбрасывая рюкзак над головой, и плюхнулся за парту. От него по-взрослому пахло потом, как от мальчишек из старших групп по хоккею.
Началась математика — полугодовая проверочная работа. Пока Ева Георгиевна писала на доске задание, Петя хотел расспросить Женю о собаке или лисице, об английском и о том, научился ли он прыгать выше собственной головы… Но, снова сдвинув брови и прикусив язык, стал громко-громко и сильно-сильно думать: «Пудовкин, ты пахнешь! Пудовкин, где дневник? Пудовкин, повернись… Пудовкин, ты готов к контрольной?… Пудовкин, хватит сопеть!» Петя хотел проверить, научился ли за ночь Женя читать мысли. Ведь этот талант он просил у Деда Мороза?
Женя кряхтел и ковырялся в портфеле. И вместе с дневником и учебником по математике из его «багажа» вдруг выпрыгнул решебник. Ева Георгиевна стояла к классу спиной и этого не заметила, а запретная книжка со стуком врезалась в пол и открылась на страничке с… той самой контрольной. Прямо как по заказу.
Учительница писала на доске новые строчки с уравнениями и примерами, а второй и третий ряд 3-го «Б» класса взволнованно шуршали листочками и переписывали верные ответы. Не списывал только гордый Петя. А Женя только рот успел открыть и потянулся за книгой, когда Ева Георгиевна приступила к последнему, шестому пункту контрольной. Пудовкин крякнул и подтянул к себе решебник ногой, чтобы спрятать его под столом: книжка должна была пропасть в чаще больших, забрызганных грязью брюк и его рюкзака.
Класс шептался и передавал верные