– Значит, пойду полы мыть или двор мести.
Виктор Палыч трёт пальцами переносицу, стараясь сдержать раздражение.
– Алиса, ведущие редакторы на дороге не валяются! Вспомни, сколько лет ты шла к этой должности. Хочешь теперь всё похерить?
Поджимаю губы.
Не хочу, вообще-то. Я свою работу очень люблю, и по собственной воле никогда бы от неё не отказалась.
Но сейчас мой шаг – вынужденный.
Я просто не смогу каждый день пересекаться с Куравиным и делать вид, будто между нами не висит лезвием гильотины колючий бэкграунд.
– Алиса, девочка моя, держи язык за зубами, я тебя умоляю! Не лезь ты на рожон!
– А что мне делать, если он несносная, раздутая от самодовольства жаба, – начинаю я, но Виктор Палыч делает огромные глаза, стреляя взглядом мне за плечо.
Резко оборачиваюсь.
Куравин, сложив руки на груди, ме-е-едленно вздёргивает бровь вверх.
Господи…
Он всё слышал, да?
И как только эта мышечная махина умудряется так бесшумно передвигаться?
– В мой кабинет, – почти не размыкая губ, произносит Максим.
Пролетаю пулей мимо.
Дверь за нами закрывается, отрезая привычные звуки бурлящего работой офиса.
Максим неторопливо проходит к рабочему столу Виктора Палыча, усаживается в кресло и делает пару пружинящих движений, будто примеряя к нему свои габариты.
Вскидывает на меня непроницаемый взгляд.
Воздух густеет.
– У вас какие-то проблемы, Алиса?
Интересно, он всё же помнит меня, но ломает комедию, или услышал имя, когда Виктор Палыч вопил его в коридоре?
– Алиса Сергеевна, – поправляю на автомате.
Максим чуть заметно дёргает щекой.
– И что же вас не устраивает? Алиса. Сергеевна.
– Всего лишь ваш подход, – улыбаюсь с напускной покорностью.
– Чем вас покоробил мой подход?
– Отношением к людям.
– И как же я к ним отношусь, по вашему авторитетному мнению?
– Как к ресурсу. Мы – не пустые циферки в ваших отчётах. Мы выполняем свою работу с душой, и поэтому…
– Поэтому, – резко перебивает, впечатывая палец в стопку бумаг, – у вас здесь такой бардак, а издательство на грани разорения. Потому что вы «работаете с душой», тогда как надо работать хо-ро-шо! Ваш штат искусственно раздут, тиражи не продаются, а склад забит книгами, которые теперь сгодятся только на растопку каминов. Издательство везёт на своей шее лодырей и бездельников, которые не могу лишний раз пошевелить пальцем, чтобы обратиться к аналитическим данным, а не выпускать ширпотреб!
– Вы ничего не понимаете в настоящей литературе.
– Куда уж мне, – фыркает. Смотрит с прищуром. – Аксёнова, мне кажется, или в вашем решении уволиться есть что-то личное?
Глядя в его ничего не выражающее лицо я не могу сообразить, имеет ли он в виду наше общее прошлое, или говорит о чём-то другом. А спросить его прямо – не могу!
Потому что если он не притворяется дураком, а дурак и есть, и забыл о романе длинной в пол года, то я буду чувствовать себя идиоткой на максималках!
Поэтому я задираю подбородок повыше и с вызовом бросаю:
– Считайте это просто личной неприязнью. Вы мне не нравитесь.
– Как мужчина? – Чуть вздрагивают уголки его губ.
Внутри разгорается лёгкий, нездоровый азарт.
– Как человек.
– И какие же именно мои человеческие качества не прошли ваш жёсткий фильтр?
– Ваша манера идти по головам ради достижения собственной цели.
Максим медленно кивает.
– Хорошо. Слушаю ваше предложение по решению этой проблемы.
– Я уволюсь, и тогда отпадёт необходимость решать эту проблему.
– Уволитесь… Уволитесь… – Максим прокручивается в кресле, закусив губу.
Сделав полный круг, лезет под стол за кожаным дипломатом. Расстёгивает и достает тонкую папку.
– Держите, – протягивает мне лист бумаги.
– Что это?
– Заявление. Вы же решили уволиться? Вот и садитесь, пишите…
Глава 5
Алиса.
Хмурясь, делаю перу нерешительных шагов вперёд.
Так просто? Правда?
Выхватываю пустой бланк, с недоверием глядя в ледяные глаза Куравина.
Божечки, как можно быть таким холодным? Мне хочется закутаться в плед рядом с ним, потому что по коже бегут мурашки от мороза.
Сажусь за стол напротив Максима, быстро заполняю заявление. Моя рука, сжимающая ручку, зависает над графой «Подпись».
Я серьёзно вот так просто позволю ему снова разрушить мою жизнь?
Но я не хочу бороться…
Не хочу, честно.
У меня есть подушка безопасности. Я, словно хомяк, всегда запасаюсь на случай, если будущее даст крен, вот как сейчас. Накопленных денег нам с Лёлей хватит, даже если я просижу без работы год. Если экономить – хватит и на полтора.
Но я всё же сомневаюсь…
– Давайте, Аксёнова, не робейте. Ставьте подпись. – мрачно диктует под руку Максим. – Ставьте.
Скриплю зубами.
Оставляю в углу бланка размашистый автограф, щелкаю ручкой об стол и, не удержавшись от гневного порыва, бросаю заявление в лицо Куравину.
Он перехватывает его на лету, даже не моргнув, но взгляд его меняется и темнеет, будто я только что пересекла невидимую черту.
На секунду мне кажется, что я его задела.
Что, быть может, эта равнодушная маска пойдёт трещинами, и я увижу, что под ней прячется живой человек, а не биоробот.
Но вместо этого Максим молча встаёт, подходит совсем близко и, держа заявление перед собой, с небрежностью рвёт его на несколько частей.
Клочки бумаги падают на пол между нами.
Поднимаю на него обескураженный взгляд, хлопая глазами.
– А теперь, Алиса, слушай внимательно, что я тебе скажу, – Максим упирает ладони в подлокотники моего кресла, нависая сверху и закрывая мощным корпусом свет от окна. – Ты никуда отсюда не уйдешь, пока я тебе не разрешу.
Его поза лишает меня возможности трусливо покинуть поле боя.
Лицо Куравина так близко, что я чувствую на щеках тёплое дыхание.
И теперь у меня не остаётся сомнений – он прекрасно меня помнит.
Видимо, явился сюда, чтобы добить остатки моей гордости!
– Я хочу… Мне казалось, я ясно дала понять, что больше не желаю здесь работать.
– А я ясно дал понять, что твои желания значения не имеют. Ты можешь думать, что вольна в своём выборе, но делать будешь так, как я скажу.
– Почему? – Облизываю пересохшие губы.
Взгляд Максима резко устремляется на них.
Кадык его вздрагивает.
Я определённо схожу с ума, потому что