СВОБОДНАЯ ЛЮБОВЬ
Пер. Н. Бронский
Любовь свободна! Цепи пусть не свяжут
Тех рук, которые связала страсть,
Хоть, может быть, хулители вам скажут:
«Любовь слепа, ее презренна власть».
***
Пускай свободно женщина к мужчине,
Мужчина к женщине любя идет.
Любовь вольна, как ветер на вершине
Горы свободно веет и поет.
***
Вы, стражи нравов, страсти проявленья
Из зависти дерзнули порицать.
О, жалкие! такого наслажденья
Вам никогда не знать и не понять.
***
Подите прочь, поборники насилья!
Природа мощная проснулась в нас;
Сотрут во прах природы этой крылья
Законы, нравы, вашу мощь и вас!
Д. Г. Макэй.
ОТЕЧЕСТВО
Пер. Луч
Не там, где создалась случайная граница,
Должна моя любовь иль вспыхнуть, или умереть.
Нет, я хочу с высот свободных
Все страны света оглядеть.
Лишь там хочу я жить, где царствует свобода,
И где людей увижу я действительно людьми,
Там буду я. Но не могу прилипнуть
Всю жизнь свою к какому-то клочку земли.
Не малолетний я! И если нагло станет
Европа изгонять своих свободных сыновей,
Тогда воскликну смело: Я — певец свободы,
И не нуждаюсь в родине своей.
Д. Г. Макэй.
Бенджамин Рикетсон Таккер
Отношение государства к личности.
(Речь, прочитанная в Институте пасторов-унитариев 14-го октября 1890 г.).
(Пер. Ч.)
Милостивые государыни и милостивые государи! По всей вероятности, честь, которой вы меня удостоили, предложив прочесть об «отношении государства к личности», объясняется главным образом тем, что обстоятельства до некоторой степени навязали мне роль защитника современного анархизма, — теории, которая все больше приобретает значение базиса политической и общественной жизни. От имени этой теории я и буду обсуждать затронутый вопрос, близко соприкасающийся почти со всеми практическими вопросами, интересующими наше поколение. Будущее тарифа, налогов, финансов, собственности, женщины, брака, семьи, избирательного права, народного образования, изобретений, литературы, искусства, личных привычек, особенностей характера, нравственности, религии, — все это определяется выводом, к какому человечество придет по кардинальному вопросу: обязан ли и в какой мере обязан индивид повиновением государству.
Приступая к этому вопросу, анархизм считает необходимым прежде всего дать точные определения терминам. Популярное представление о политической терминологии не соответствует строгой точности, необходимой в научных изысканиях. Конечно, отказаться от популярного языка значит рисковать быть непонятым массой, упорно не желающей знать новых определений; но с другой стороны пользование популярной терминологией создает еще большую опасность — быть непонятым компетентными лицами, которые вправе будут заподозрить неясность мысли там, где в действительности будет лишь неточность выражения. Возьмем для примера термин «государство». Это слово у всех на устах. Но многие ли из тех, кто им пользуется, сознают, что оно обозначает? А в среде этих немногих какое разнообразие мнений! Мы обозначаем словом «государство» учреждения, воплощающие в себе самый крайний абсолютизм, и учреждения, смягчающие его большей или меньшей дозой либерализма. Мы прилагаем это слово и к учреждениям, которые только нападают, и к таким агрессивным учреждениям, которые до некоторой степени также покровительствуют и защищают. Но в чем сущность государства, в нападении или в защите, повидимому, мало кто знает или желает знать. Некоторые защитники государства очевидно считают нападение его главной сущностью, хотя они и скрывают ее от себя и других словом «управление», которое они хотели бы, в меру возможности, распространить решительно на все. Другие, напротив, считают главной его сущностью защиту и желают ограничить его функции полицейскими обязанностями. Третьи, наконец, думают, что оно существует и для нападения, и для защиты, скомбинированных соответственно потребностям момента или капризу тех, кто в данное время им управляет. Сталкиваясь со столь различными взглядами, анархисты, призванные в мир для упразднения нападения и всех зол, из него вытекающих, приходят к выводу, что их поймут лишь в том случае, если они придадут определенный и общепризнанный смысл терминам, которыми приходится пользоваться, особенно словам «государство» и «правительство». Отыскивая элементы, общие всем учреждениям, к которым прилагается название государства, они нашли следующее: во-первых, нападение; во-вторых, присвоение исключительной власти над данной территорией и в ее пределах, обыкновенно осуществляемой с двоякой целью — наиболее полного угнетения подданных и расширения границ. Что этот второй элемент присущ всем государствам, я думаю, никто не станет отрицать — мне по крайней мере неизвестны случаи, чтобы какое-либо государство когда-либо терпело в своих пределах соперничающее государство; очевидно, такое государство, которое-бы это терпело, само перестало-бы быть государством, да и другими не признавалось — бы за таковое. Осуществление власти над одной и той-же территорией двумя государствами есть противоречие. Но может быть не все согласятся, что первый элемент, нападение, был и есть присущ всем государствам. Тем не менее я не буду пытаться подкреплять мнение Спенсера, все больше находящего себе сторонников, — именно, что государство родилось из нападения и со дня рождения своего было агрессивным учреждением. Защита появилась впоследствии, под влиянием необходимости; и принятие государством на себя этой функции, несомненно предпринятой с целью усиления государства, в действительности и по существу было началом его разрушения. Возрастающее значение этой функции лишь свидетельствует о назревающем стремлении к упразднению государства. Поэтому анархисты утверждают, что не защита является существенным признаком государства, а нападение, посягательство. Но что такое нападение? Это просто другое название управления. Нападение, захват, управление — все это однозначащие термины. Сущность управления заключается в контроле, в руководстве, или в покушении на контроль. Тот, кто пытается контролировать другого, есть правитель, нападающий, захватчик. Природа такого нападения отнюдь не изменяется, будет-ли оно произведено одним человеком на другого в стиле обыкновенного преступления, или-же одним человеком на всех других людей, по способу абсолютной монархии, или всеми людьми на одного, по способу современной демократии. С другой стороны тот, кто сопротивляется покушениям другого руководить им, не есть ни нападающий, ни захватчик, ни правитель, а есть защитник, страж, покровитель. Внутренний характер такого сопротивления остается неизменным, будет-ли оно оказано одним человеком другому человеку, на подобие самозащиты от преступника; или-же одним человеком всем другим людям, когда он отказывается